Так и не разобравшись в том, кто имел наглость так мерзко подшутить, я с предельной ясностью понял лишь одно — публикации своих сочинений мне в ближайшее время не дождаться. С тем и заснул. Хотя какой уж сон после такого издевательства?
* * *
Только успел прилечь, как снова подняли с постели. На этот раз колотили сапогами в дверь. Вместе с сапогами пришла бумага весьма неожиданного содержания. Я бы не удивился, если бы опять из Вашингтона. Но нет, бланк с реквизитами Пресненского районного суда, притом с исходящим от семи ноль-ноль сегодняшнего дня, точнее, утра. Когда только успели? Мне бы с такой скоростью писать.
И вот, превозмогая головную боль, читаю:
«Милостивый государь! Извещаем Вас, что состоялось заседание суда по Вашей жалобе на решение по вопросу публикации Вашего романа. Председательствовал М. Дутов; докладывал дело К. Перчаткин; интересы жалобщика представлял член коллегии адвокатов Ф.О. Шустер.
В ответ на Вашу жалобу докладчик обнародовал встречный иск о взыскании с Вас одной тысячи долларов за напрасно потраченное им время на чтение романа. Суд рассмотрел иск и принял решение в пользу истца, присудив Вас к уплате указанной суммы. На это решение Ф.О. Шустер принес суду кассационную жалобу, находя, что при постановлении оного нарушены как закон, так и форма и обряды судопроизводства, поскольку документально подтвержденный хронометраж времени, затраченного г. Перчаткиным на чтение романа, к делу не приложен.
Выслушав мнение адвоката, суд постановил, что требования о возмещении ущерба со стороны г. Перчаткина не могут служить основанием для запрета на публикацию романа.
К сему прилагается проект договора с издательством на публикацию Вашего романа. Само собой разумеется, что договор вступает в силу после подписания его обеими сторонами и выплаты Вами долга г. Перчаткину. Иметь дело с недобросовестным автором наше издательство не желает».
Далее следовали подписи, гербовая печать. Был приложен и договор на двадцати пяти страницах.
Если бы не похмелье и не звенело после вчерашнего в ушах, я бы, наверное, лег спать, догадавшись, что это снова чья-то злая шутка. Злая и притом совершенно неуместная! Но как после этого заснешь? Только что двух придурков напоил, а тут им тысячу баксов выложи из своего кармана!
Вот прочитал договор. Господи! Да тут и вовсе неописуемый облом. По некоторым пунктам вроде бы просто отвечать — к примеру, не был, не имею, не состоял, в списках стукачей не значился… Но вот ведь требуют указать, за какую партию голосовал на выборах. Да я ни про какие выборы даже не слыхал!
За что же мне издевательство такое? Чем провинился? Перед кем? То, видишь ли, ночью с постели поднимают, а то звонки за мой счет раздаются по утрам.
И вот, сидя на кровати, до полудня пил кефир и перечитывал полученное мной послание. Надо же было как-то разобраться. Кто такой этот Шустер? Когда я успел его нанять? И не потребует ли он гонорар за то, что защищал меня в суде от посягательств двух уродов? А как еще их после этого назвать? В итоге понял только то, что объяснений следует искать в издательстве…
Осенний день встретил меня неприветливо и зло. Стараясь не глядеть по сторонам, я кое-как добрался по указанному в договоре адресу. Лифт не работал. Пешком поднялся на седьмой этаж. По дороге три раза думал повернуть назад, поскольку все равно ведь облапошат, надуют, обыграют…
В дальнем углу сумрачного и бесконечного коридора, на обшарпанной двери со свежими следами от чьих-то каблуков значилось: «Бюро претензий». Стену подле двери подпирал скучающего вида мужичок. Спрашиваю:
— Вы тут будете последний?
— Если бы! Тут у меня, изволите ли видеть, список есть. Если запишетесь, будете иметь номер… две тысячи триста шестьдесят один.
— Вот те раз! — Я недоумеваю. — Это когда же очередь-то подойдет?
Мужичок, прикрыв ладошкой гнилые зубы, захихикал:
— Да как раз к тому времени, когда напишешь новый роман.
— Неужели нет никакой другой возможности?
— А это зависит…
— Сколько?
— Пять баксов.
Вот ведь обираловка, подумал я. Но вслух ничего не сказал, достал бумажник и отсчитал требуемую сумму. Тут же гаркнуло из-за двери:
— Следующий!
И я вошел.
В маленькой комнате — письменный стол, стул и крохотный табурет для посетителей. На стене мужик то ли в рясе, то ли в армейской шинели, в полный рост. Приглядевшись повнимательнее, узнаю первопечатника Ивана Федорова. Под памятником, то есть под этим мужиком, красочный календарь на сентябрь месяц. А под календарем расположилась дама крохотного роста с тусклым, давно не целованным лицом.
Первое, на что обращал внимание каждый посетитель, — это была ее прическа. Волосы дамы стояли торчком, как неизбежное следствие скандала, возникшего между ней и парикмахером. Судя по всему, взгляды по вопросу оформления этой головы кардинально разошлись, а потому левая ее сторона окрашена была ярко-красным, правой же соответствовал ядовито-зеленый колер. Стрижка а-ля бобрик или полубокс также не была своевременно закончена. Не нужно было очень уж напрягать свои мозги, чтобы догадаться — злости у дамы после всех этих перипетий с прической хоть отбавляй, ну а повод для того, чтобы облаять посетителя, всегда найдется.
— Что там бурчите, гражданин? — Вижу, что даме невтерпеж.
— Я, собственно…
— Понятно. На какой срок вам задержали выплату? — что-то пишет.
— Как это… да за что же мне платить?
— Вам, гражданин, не нужен гонорар? — Вижу удивленный взгляд сквозь стекла роговых очков.
— Да, собственно…
— Заладил… Собственно, не собственно…
— Ничего я не заладил.
— А ну-ка, прекратить скандал! — И кулачком эдак легонько по столу.
— Я не скандалю, — спокойно возразил я.
— Не на базаре, гражданин, и не в ток-шоу! Издеваться над собой я никому не дам! — Вижу, что на глазах у дамы появились слезы, а пухлые щечки становились ярче левой половины головы, там, где еще сохранились кое-какие остатки шевелюры…
Признаюсь, даму стало жалко. Вот так, бывает, пожалеешь приблудного кота. Однако поживет он дома у тебя с неделю, так хоть на стенку лезь. Ну вот и тут… Жалко. Жалко, не то слово! А как подумаю, что предстоит потом… готов отказаться от мысли об опубликовании романа. Ну разве все ж таки попробовать…
— Мадам! Если бы я мог…
— Что?!
На меня смотрят огромные, расширенные окулярами глаза. Смотрят с такой надеждой, с такой потаенною тоской, что думаешь только о том, как бы и куда от них сбежать, затеряться в переулках, спрятаться среди прохожих. Минута промедления здесь может привести к самым огорчительным последствиям. Неосторожное движение даст повод подозревать меня бог знает в чем. Потупленный взгляд вызовет волну страстей, которые сильнее самого страшного цунами… Вот так Маргарита Карловна стягивала с моих плеч пиджак.
