И вот какое сообщение вскоре появилось в российской прессе:
«Утром 22-го августа некто Наумов прибыл на гондоле к графу Комаровскому. Обманув бдительность прислуги, он проник в его спальню, произвел в графа пять выстрелов и незамеченным уехал из Венеции. Граф ранен тяжело, но жизни его опасность не угрожает. Он заявил русскому консулу, что им получено несколько писем с предупреждением, что в Венецию прибудет русский с целью его убить, но значения письмам не предавал».
И все же граф Комаровский через четыре дня после покушения помер. Однако и замысел Тарновской провалился — злоумышленники оказались под замком. Через три года состоялся процесс, на котором Мария Тарновская получила по заслугам… На этом можно было бы и закончить историю, если бы не посвященный Тарновской сонет Игоря Северянина, написанный через несколько лет. В нем есть такие строки:
По подвигам, по рыцарским сердцам,
Змея, голубка, кошечка, романтик, —
Она томилась с детства. В прейскуранте
Стереотипов нет ее мечтам
Названья и цены…
В романтика и в кошечку с голубкой
Вонзала жало. Расцвела преступкой,
От электрических ядов, — не моя! —
Тарновская.
Что же касается дальнейшей судьбы Марии Николаевны, то, согласно одной из версий, в нее заочно влюбился некий американский миллионер и после того, как она отбыла наказание, будто бы женился на ней и увез ее в Соединенные Штаты. Судя по всему, американца покорила аристократическая внешность Марии в сочетании с редкой предприимчивостью. Надо полагать, она поделилась своим опытом…
Однако на этом история Тарновских не заканчивается. Татьяна Васильевна, дочь Марии Тарновской, в начале 20-х годов поступила в учебную киностудию в Киеве, где познакомилась с Алексеем Яковлевичем Каплером, будущим известным сценаристом, безвинно пострадавшим за свое увлечение дочерью Сталина, Светланой Аллилуевой. И взлет, и падение были еще впереди, а пока Каплер стал работать на одесской кинофабрике, где Татьяна Васильевна снялась в нескольких немых фильмах: «Тамилла», «Чашка чая» и «Проданный аппетит». Первая из четырех официальных жен Каплера была весьма привлекательна, чем-то напоминала свою мать. В 1927 году у них родился сын. Но то ли красавица Татьяна после родов изрядно подурнела, то ли Каплер был не согласен с ее отказом от карьеры в кино после рождения ребенка, но через два года после этого они расстались. Вполне возможно, что Алексея Яковлевича что-то подталкивало к перемене жен.
Ну вот, Америку в этой главе я упомянул не раз, теперь самое время вспомнить о Булгакове. Дом Тарновских, как я уже писал, располагался на Анненковской улице, одним концом она упиралась в Левашовскую улицу и спускалась в сторону Крещатика. Где-то здесь была и Екатерининская женская гимназия, в которой учились старшие сестры Булгакова — Вера, Надя и Варя. Там же находилась и деревянная кирха Святой Екатерины, поэтому улица одно время называлась Лютеранской. Впрочем, к немецким корням нашей главной героини, Киры Алексеевны, кирха не имеет отношения. Однако и на этом связь Булгакова с родом Тарновских не кончается. Обратимся к воспоминаниям его второй жены Любови Белозерской:
«Тарновские — это отец, Евгений Никитич, по-домашнему Дей, впоследствии — профессор Персиков в „Роковых яйцах“… Подружился М. А. и с самим Тарновским… Описывая наружность и некоторые повадки профессора Персикова, М. А. отталкивался от образа живого человека, родственника моего, Евгения Никитича Тарновского… Он тоже был профессором, но в области далекой от зоологии: он был статистик-криминалист».
Кстати, Любовь Евгеньевна так и не решилась рассказать, что прозвище Дей было сокращением от «действительного статского советника» — столь высокого чина Евгений Никитич удостоился в первом департаменте Министерства юстиции царской России и, судя по всему, был этим весьма горд.
Однако в который раз уже можно воскликнуть: как тесен этот мир! Еще бы следовало добавить, что очень уж много в нем Тарновских.
Но вот что странно — наше исследование началось в Киеве, там, где родился Михаил Булгаков, и продолжалось на Орловщине, где проходили юные годы Киры Алексеевны. В истории же о Марии Тарновской действующие лица словно бы местами поменялись. Вместо княгини из Орловской губернии — алчная авантюристка из Киева, в то время как киевлянина Булгакова сменил слишком уж увлеченный женскими прелестями граф из Орла. Складывается впечатление, будто лирическая история здесь превратилась в фарс — главный герой приобрел желаемое дворянское звание с графским титулом в придачу, ну а героиня превратилась в злую ведьму буквально на его глазах. Причем на сей раз превращение вполне реальное, не выдуманное, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите». Что уж тут говорить, если речь идет о тщательно продуманном кровавом преступлении, а вовсе не о погроме в квартире бессовестного критика, учиненном Маргаритой.
И вот какой возникает после этого вопрос: что было бы, решись Булгаков по примеру Василия Тарновского на похищение любимой? То есть хватило бы смелости или попросту кишка тонка?.. А впрочем, какой смысл гадать? Увы, особенность истории знакомства Булгакова с княгиней состояла в том, что Кира Алексеевна была замужем, но что еще более важно — финансовые возможности Михаила Афанасьевича не позволяли о похищении мечтать! Однако жаль все-таки, что ничего у них не получилось.
Итак, Кира Алексеевна после Второй мировой войны переехала в Нью-Йорк. Дом, где она жила, располагался в Манхэттене — на Второй авеню, между Восемьдесят третьей и Восемьдесят четвертой улицами. Тут почему-то вспоминается лютеранская кирха недалеко от гимназии, где учились старшие сестры Булгакова. Причина в еще одном интересном совпадении — буквально в нескольких минутах ходьбы от дома Киры Алексеевны, на Восемьдесят четвертой улице, с 1892 года находится лютеранская церковь Сиона и Святого Марка. Видимо, такое соседство не случайно — снова вспомним о немецких корнях Киры Алексеевны.
Нью-Йорк, Вторая авеню. Здесь жила княгиня Кира Алексеевна
Стоит также добавить, что в этом районе издавна селились эмигранты-немцы. Однако на отрезке Второй авеню, между Восемьдесят третьей и Восемьдесят четвертой улицами, находится знаменитый с 1954 года еврейский кошерный ресторан «Дэли» (Deli), своим названием обязанный слову «деликатес», а вовсе не столице Индии. В соседнем квартале есть еще одно предприятие кошерного питания — Park East Kosher. До особняка миллиардера Блумберга на углу Парк-авеню и Семьдесят третьей улицы — рукой подать. Словом, весьма занятное местечко.
Если же еще упомянуть, что резиденция Джона Трейна расположена на углу Семьдесят третьей улицы и знаменитой Пятой авеню, что офис семейного фонда разместился на Парк-авеню, совсем неподалеку, а дядя Павла Хлебникова, Аркадий Ростиславович Небольсин, живет на Восемьдесят шестой улице, то многое становится понятно. То есть приходишь к несомненному выводу, что этот драгоценный кусок земли Манхэттена радиусом около километра является если не вотчиной, то хотя бы неким образом утраченной российской земли — усадеб, имений, деревенек. Той самой земли, на которой жили многие поколения Хлебниковых, Козловских, Блохиных, причем жили достаточно безбедно, если не сказать, что в очевидной роскоши, которая многим людям и не снилась.
