Ирина Георгиевна Урусова
Но вот что еще выясняется, если покопаться в родословных. Оказывается, Владимир Хлебников в 1945 году спас от расправы коммунистов не просто человека со знакомой фамилией Ламздорф. Оказывается, что спас он одного из своих родственников. А дело в том, что графиня Екатерина Павловна Комаровская имела счастье выйти замуж за графа Константина Николаевича Ламздорфа, деда того самого Григория Ламздорфа. Екатерина же Павловна оказалась тетей Павла Евграфовича, погибшего в Венеции в 1907 году. Впрочем, не стану повторяться.
Одна из внучек княгини Киры Алексеевны, выйдя замуж за князя Сергея Урусова, также получила право называться княгиней. Однако Ирина Урусова предпочитает жить не на шумном Манхэттене, а несколько в стороне от своей родни — на дальней, северо-восточной оконечности Лонг-Айленда, в курортной местности под названием Восточный Хэмптон. Там, у пруда с очаровательным названием Джорджика, ее родители купили себе дом еще полвека назад. В доме оборудовано что-то вроде художественной студии, где княгиня занимается вязанием ковриков и устраивает выставки своих работ. Вот наиболее характерное название для ее творений — «Целующиеся рыбки». Сразу вспоминаются 50-е годы, когда подобные изделия народного творчества можно было приобрести по сходной цене на ближайшем рынке. Впрочем, с тех пор примитивизм вошел в моду даже в нашей стране — привычных лебедей на куске картона днем с огнем не сыщешь.
Родители Ирины Георгиевны после отъезда из России жили в Бельгии, а когда нацисты вторглись в эту страну, перебрались во Францию. Несколько лет своего детства Ирина провела в оккупированном Париже, а в 1948 году ее отца, Георгия Базарова, пригласили на работу переводчиком в ООН. Надо полагать, и здесь не обошлось без содействия его тезки Хлебникова, устроившегося на ту же работу двумя годами ранее. После переезда в Нью-Йорк Ирина в течение пяти лет занималась в Школе американского балета, основанной Джорджем Баланчиным и Линкольном Кирстеном. Особым дарованием и внешней привлекательностью Ирина не отличалась, однако пыталась компенсировать недостаток природных данных упорным, изматывающим трудом. Это усердие не осталось без внимания отца — видя напрасные старания, чреватые скверными последствиями для здоровья, он наконец-то решился запретить дочери посещение балетной школы.
Позже Ирина училась в школе дизайна, работала преподавателем, рекламным агентом, переводчиком и, наконец, устроилась на должность гида в ООН. Можно предположить, что причиной, как и в случае с ее отцом, стало не только знание трех языков, но и содействие влиятельного родственника. Однако давнее увлечение балетом, природная гибкость и приобретенные в балетной школе навыки не прошли бесследно, приняв совершенно неожиданную форму — Ирина профессионально занялась йогой. То же увлечение стало основным занятием для одной из двух ее дочерей, Анны Урусовой.
В отличие от своей ближайшей родни Ирине удалось побывать в нашей стране еще в ту пору, когда Россия скрывалась от влияния западной цивилизации за железным занавесом. В июне 1959 года Никита Хрущев и вице-президент Никсон открыли в московском парке Сокольники первую в СССР американскую выставку. Помимо торжественных мероприятий была еще и встреча двух политиков на кухне одного из сборных деревянных домиков, привезенных американцами в Москву. Американцы назвали эту встречу kitchen debate, а перевод на «кухонных дебатах» вроде бы обеспечивала внучка княгини Киры Алексеевны. Впрочем, на фотографиях с тех встреч мы видим совсем другого переводчика.
В начале 1983 году Ирина Урусова в качестве переводчицы сопровождала Джона Трейна на церемонию в Букингемском дворце, где Александр Солженицын был удостоен премии Темплтона, присуждаемой «за особые заслуги в укреплении духа перед лицом нравственного кризиса в мире». Не знаю, способно ли подобное мероприятие вызвать нравственное просветление в душах промышленников и финансистов, в частности того же Джона Трейна. Ну очень сомневаюсь! Тем более что привычную для нашего времени благотворительность, когда миллион кладут себе в карман, а гривенник отдают нищему на паперти, вряд ли следует воспринимать серьезно.
Кузьма Терентьевич Солдатёнков
Однако вернемся на несколько десятков лет назад. В 1900-х годах дед Ирины Сергеевны по отцовской линии, сын действительного статского советника Сергей Александрович Базаров служил в Собственной Его Императорского Величества канцелярии по учреждениям вдовствующей императрицы Марии. Мне уже не раз приходилось описывать случаи, когда знатный дворянин выбирает себе жену без дворянской родословной — то ли по любви, то ли по иным соображениям. Вот и Сергей Александрович женился на дочери известного дипломата из семейства состоятельных купцов, действительного статского советника, чиновника особых поручений при МВД Василия Ивановича Солдатёнкова. Фамилия эта в Москве достаточно известная, поэтому расскажу, как все начиналось.
Дед Василия Ивановича, Терентий Егорович, владел большой текстильной фабрикой и несколькими лавками в Москве. После смерти отца, почетного гражданина и купца первой гильдии, старший сын Иван продолжал семейное дело, а Кузьма занялся биржевой торговлей и финансовыми спекуляциями — надо полагать, были у него на то способности. В своих занятиях оба брата немало преуспели.
Кузьма благодаря своему богатству был более известен, чем Иван. К тому же Иван Терентьевич умер рано. Помимо богатства, другой причиной популярности купца стало его увлечение западничеством. В друзьях Кузьмы Терентьевича числились и Огарев, и Герцен, даже их журнал «Колокол» отчасти издавался на средства Солдатёнкова. Однако сведения о его не вполне патриотичных увлечениях дошли наконец-то до властей. В своем донесении шефу жандармов в феврале 1858 года генерал-губернатор Москвы граф Арсений Закревский писал о нем:
«Купец Солдатёнков есть раскольник, следовательно, принадлежит к огромнейшей партии недовольных Правительством, и по своему богатству имеет сильное влияние на еретиков-староверов, которые в случае безпорядков вероятно пристанут к анархической партии и тогда горе нашему отечеству, котораго я есть искренний сын и верноподданный Государя».
А началось с того, что на купеческом собрании винный откупщик Василий Кокорев предложил устроить в Москве банкет в честь батюшки-царя. В предложенной им программе было следующее:
«В день 19 февраля, после молебствия, отправиться на место пира и в боковых залах театра прочитать все речи, приготовленныя в честь дня, дабы для обеда остались одни тосты с немногими при них словами. Все речи должны быть подвергнуты строгому пересмотру. Вот что от них главнейше требуется: доказать, что Россия, ведомая своим Царем, не внимает никаким злонамеренностям, но как не все общество одинаково смотрит на пользу предстоящаго переворота, то гражданство вступает и подает свой голос только с тою целию, чтобы всех ознакомить с будущими выгодами».
