Милицейские шишки ужас как боялись гигантского разума, хотя
тот, похоже, куда-то испарился после кошмарного сбоя в сети, случившегося
несколько часов назад. В итоге они взяли да и сделали так, что отряд под
командованием Экмана отправился на задание, будучи специально изолированным от
электронных средств коммуникации, отрезанным даже от собственной, надежно защищенной
военной инфоструктуры. Экман был лишен синестезического дисплея, не имел
возможности виртуально общаться со своими так называемыми солдатами. Он даже
радиосвязи с ними не имел, Господи Всевышний!
Приходилось довольствоваться жестами, — поспешно придуманным
сигнальным кодом. Пока что с помощью жестикуляции командование взводом кое-как,
но осуществлялось. Экман жалел о том, что не захватил горны и барабаны.
И вообще, атакующая группа подвергалась совершенно ненужной
опасности. Рикс-боевик угодила в капкан здесь, в приполярье.
Поисково-спасательный флаер, которая она выкрала, был безнадежно поврежден и не
подлежал ремонту. Военный спутник без труда обнаружил приземлившийся флаер. Его
черная бронированная сталь была отлично видна на белом снегу. Как ни странно,
рикс даже не удосужилась закамуфлировать флаер, не бросила на него даже пары
пригоршней снега. Сейчас Экман видел флаер через полевой бинокль, снабженный
усилителем изображения. Хотя бы этот прибор работал, и за то спасибо! Машина
сильно пострадала, пересекая линию заграждения, оборонявшую центр связи. Может
быть, этот флаер еще мог бы оторваться от земли, но больше двух-трех километров
вряд ли бы пролетел.
Ну, так почему бы просто не продержать рикса-боевика в
окружении? По крайней мере до тех пор, пока не появилась возможность прикончить
ее с помощью артиллерии. Дистанционно управляемых дронов. С воздуха. С помощью
чего угодно, кроме пешей атаки.
Милицейские шишки юлили перед Экманом, пытались оправдаться
за то, что втянули морскую пехоту в это рискованное предприятие. Они хотели
допросить заложницу (или изменницу), находившуюся вместе с риксом, поэтому
полное уничтожение холма и пещеры в их планы никак не входило. Экман не стал
напоминать им о том, чем закончилась последняя операция по спасению заложников,
которых удерживали риксы.
Рядовой морской пехоты тяжело вздохнул и, подняв вверх
правую руку, сжатую в кулак, разжал и выставил три пальца. Через секунду
медленно поднялся на ноги третий отряд. Милиционеры вопросительно переглянулись
между собой — дескать, правильно ли мы поняли команду. Экман выбросил руку
вперед, параллельно земле, и распрямил пальцы. Третий отряд двинулся вперед.
Щеки Экмана противно покусывал полярный мороз, но все же он
слегка усмехнулся. Впервые на его памяти язык командной жестикуляции заработал.
Экман остановил третий отряд и снова велел ему залечь. Затем
он отвел немного назад второй отряд — на самом деле большей частью для того,
чтобы узнать, хорошо ли они понимают приказ «отступать». Еще несколько минут
Экман занимался тем, что без всякой цели тасовал вверенные его командованию
милицейские силы возле холма — вернее, цель была все та же: убедиться в том,
что его подчиненные хорошо понимают язык жестов. Картина напоминала ту, какая
наблюдается во время шахматной партии, когда игрок делает совершенно ненужные
ходы, загнав соперника в угол. Милиционеры начали делать кое-какие успехи. А
рикс, насколько понимал Экман, похоже, вообще не догадывалась о том, что ее
окружили. Непрекращающийся вой ветра заглушал звук шагов, трудно было заметить
наступающих людей и с помощью электромагнитного сканирования. Вероятно,
оборудование уровня каменного века, которым был экипирован взвод под
командованием Экмана, все-таки давало ударной группе определенные преимущества.
Но конечно же, рядовой Экман охотно променял бы все
возможности застигнуть рикса врасплох на пару-тройку боевых вертолетов.
Желательно — класса «Пума», и чтобы вели их имперские пилоты.
Однако следовало приступать к активным действиям.
Экман медленно спустился вниз по склону холма. Он понимал,
что как только прозвучат первые выстрелы, вся организованность рассыплется,
если только подчиненные не будут его видеть. «Проклятье, — думал
он, — все и так рассыплется». Но, по крайней мере, снизу он и сам мог бы
пальнуть хоть пару раз. Во время спасательной операции во дворце Экман потерял
несколько друзей, хотя там засело всего-то семь риксов. И если бы ему повезло с
метким выстрелом здесь, на полюсе, он бы сумел хоть как-то смыть позор той
неудачной атаки.
Экман пополз по-пластунски ко входу в пещеру, но задержался,
чтобы дать знак первому отряду идти вперед и заходить слева. В состав первого
отряда входило несколько опытных технарей. Экман поднял вверх большой палец, и
командир отряда — девушка по фамилии Смайте — обрызгала снег и лед перед
пещерой и прямо на входе в нее специальным спреем, растворявшим моноволокно.
Судя по тому, что в ответ ничего не зашипело, никаких барьеров на входе в
пещеру установлено не было.
Экман прополз еще немного вперед, продолжая держаться
впереди взвода. При том, что все подчиненные находились позади него, он имел
возможность настроить свой мультиган на режим стрельбы с наибольшим радиусом.
Парализующие заряды убить не могли, но все равно были довольно неприятными по
ощущению. А если бы Экману удалось парализовать рикса хотя бы на мгновение, то
уж кто-то из начавших панически палить милиционеров непременно в нее попал бы —
хотя бы одна пуля из тысячи.
В пещере было темно. Экман помедлил, чтобы отладить
ноктовизор, хотя и понимал, что с помощью этого прибора холоднокровную рикс
разглядеть вряд ли удастся. Он заполз внутрь. Внезапно наступившая тишина
показалась странной после непрестанного завывания ветра.
А потом рядовой Экман услышал звук. Звук исходил из глубины
пещеры и эхом отлетал от гладких, обработанных лазером стен, выглядевших почти
как мраморные.
Словно бы кого-то тошнило — или кто-то кашлял.
Экман и не представлял, что риксы болеют. Наверное, это
кашляла заложница. Был в этом звуке какой-то надрыв, какая-то тоска. Экман
мысленно содрогнулся. Однако, как бы то ни было, тоскливый звук прикрыл его
приближение.
Экман поднял кулак. Это был приказ первому отряду не
подходить ближе, пока они не услышат выстрелы. В гордом одиночестве рядовой
пополз глубже в пещеру.
Теперь он увидел свет, отражавшийся от ледяных стен. Огонь
мерцал, похоже, в той же стороне, откуда слышался кашель, и Экман пополз туда.
Он понимал, что ему следует периодически разбрызгивать перед собой
антимоноволоконный спрей. Даже при том, что он полз со скоростью улитки,
моноволоконные растяжки были способны разрезать руку или ногу, а ты бы только
потом заметил тончайший надрез. Но что-то было в этом жалком, тоскливом,
животном звуке такое, что влекло Экмана вперед и заставляло забыть об
осторожности. Инстинкт подсказывал ему, что преимущество — на его стороне.
Морской пехотинец поднялся на ноги, Звук слышался из-за
ровно опиленного ледяного угла. Экман сглотнул подступивший к горлу ком.
Вот-вот это должно было произойти. Он встретится один на один с боевиком и
прикончит ее.
