— Уже сказано, сам он ничего не писал. Писали Парни.
— Что за парни?
— С заглавной «П».
— Кто такие?
— Неважно.
— Не важные парни с заглавной буквы?
— Информацию получите по мере необходимости.
— А сейчас ее нет.
— В точку.
Наступило молчание. Пфефферкорн уставился на потолок.
— В чем дело? — спросил Сейвори.
— Ищу камеры.
— Нет никаких камер.
Пфефферкорн встал:
— Где прячутся телевизионщики?
— Сядьте.
Пфефферкорн обошел комнату.
— Ха-ха, — сказал он стенам. — Очень смешно.
— Нужно многое обсудить, Арти. Сядьте. Впрочем, как хотите. Теряем время.
— Я вам не верю.
Сейвори пожал плечами.
— Полная чушь, — сказал Пфефферкорн. — Какой в этом смысл? Секретные сообщения открытым текстом. Нелепость.
— Тем труднее их обнаружить. Ну-ка, отправьте и-мейл в Северную Корею — увидите, что получится. А первоклассный триллер проникнет куда угодно. Знайте, Билл не единственный. В нашей платежной ведомости самые популярные американские романисты. Всякое имя, оттиснутое фольгой, связано с нами.
— Но тогда… не проще ли использовать кино? — парировал обескураженный Пфефферкорн.
Вздохом Сейвори дал понять, что собеседник тугодум.
— Господи, неужели и там? — спросил Пфефферкорн.
— Вообразите, чем бы оно все обернулось, если б вы подписали контракт с киностудией. Мы сработали наперехват.
— Теперь я совсем ничего не понимаю.
— Что вам известно о Злабии? — спросил Сейвори.
43
Пфефферкорн рассказал.
— Не много, — сказал Сейвори.
— Что ж, казните.
— Припомните, когда вышел ваш первый роман?
— В восемьдесят третьем.
— Не тот. Другой первый.
— Около года назад.
— А не припомните ли каких-нибудь недавних событий в Злабии?
Пфефферкорн задумался.
— Покушение на этого… как его…
Сейвори усмехнулся:
— Первый приз. Для справки: «этот как его» — Верховный Президент Восточной Злабии Климент Титыч, жутко богатый и злобный психопат, который очень не любит, чтобы ему дырявили задницу.
— При чем тут моя книга?
— Давайте вспомним ключевое обстоятельство: книга не ваша. Верно?
Пфефферкорн промолчал.
— «Одним плавным движением», — сказал Сейвори.
— Что?
— «Одним плавным движением». Фраза-метка. Украденная рукопись была не закончена, и вы с ней не церемонились.
— Требовалась доводка.
— Не такая. Сколько «одних плавных движений» вы удалили?
— Клише, — сказал Пфефферкорн. — Бессмысленное.
— Нет, вы прикиньте. Сколько?
Пфефферкорн не ответил.
— Двадцать одно, — сказал Сейвори. — Три оставили. То есть уничтожили семь восьмых кода. Превратили его в шифровальный швейцарский сыр. Одному богу известно, как агенты сумели что-то прочесть. Однако сумели. Бац! — и президент Восточной Злабии в реанимации. Поначалу мы решили, что отметились западные злабы. Все так думали. Уже четыреста лет те и другие держат друг друга за глотку. Но потом один наш «крот» прислал шифровку о провале операции. Мы всполошились. Какая операция? Мы ничего не планировали. Вскоре выяснилось, о чем речь. Но мы не могли понять, как был отдан приказ. До вашего вмешательства в украденной рукописи не было ни слова о ликвидации Титыча. Всего лишь обычные указания по сбору разведданных. Причем в Западной Злабии. Больше того, книга не могла увидеть свет, ибо после смерти Билла мы приказали уничтожить все его файлы. — Сейвори задумчиво потеребил губу. — Хотя можно сказать, что ваша правка уничтожила текст. Ни то ни се. Рукопись избежала резака, но попала к вам, и мы получили орду взбешенных засранцев, то бишь восточных злабов. Дело в том, что Титыч, хоть безжалостный тиран, тот еще популист. Рожден в нищете, «свой в доску» и прочая мура. Для нас он заурядный постсоветский диктатор. Но для крестьянина, в крытой соломой хибаре обитающего вместе с выводком из шести-восьми дистрофичных недоумков, у которых на всех десять, хорошо двенадцать, зубов, он Джек, мать его, Кеннеди. Постарайтесь понять злабов. Им обидно.
— Я подстрелил президента Восточной Злабии, — сказал Пфефферкорн.
— Сила печатного слова и все такое. Сейчас главное — остановить кровопролитие. — Сейвори встал. — Вот тут ваш выход.
— Как это? — насторожился Пфефферкорн.
Волоча ноги, старик подошел к шкафу и стал выдвигать ящики:
— Нужно кем-то заполнить вакансию, открывшуюся после Билла. Учитывая вашу расторопность… куда ж я ее, зараза… в создании превосходного бренда… ага, вот она!
Он достал толстую рукопись, перехваченную резинками, и бросил ее на стол.
— Осалил! — сказал Сейвори. — Вам водить.
44
Титул гласил: «Кровавая ночь».
— Дальнейшее развитие темы, начатой в «Кровавых глазах», — сказал Сейвори. — Кроме того, весьма интересная эволюция героя, воистину поэтические описания природы. Убойные постельные сцены. Парни по праву гордятся своей работой.
— Это гнусно, — сказал Пфефферкорн.
— Будет вам корчить цацу.
— Это шантаж.
— Есть такое слово, «сотрудничество».
— Какое сотрудничество, если нет выбора.
— Выбор всегда есть, — сказал Сейвори. — Однако за каким чертом отказываться? Нет, можете, конечно, но тогда кранты вашим публикациям. Открою маленький секрет, Арти: вы бездарь. Я прочел вашу первую книгу. Шлак. А вот еще секрет: я читал ваши интервью. Наведался в ваше новое жилище. Увидел достаточно, чтобы понять: вам нравится положение известного автора. Само собой. Ваша новая жизнь гораздо приятнее старой. Нужно быть дураком, чтобы от нее отказаться. И ради чего? Вам предлагают сделать то, что вы уже делали. Я даю вам шанс спасти репутацию, послужить стране и поднакопить на безбедную старость. Невообразимо выгодная сделка. Другой бы вылизал мне задницу.
Пфефферкорн молчал.
— Можете отказаться. Встать и уйти. Но тогда не обессудьте. Бог с ним, что добавите мне мороки. Дело не в том. Вас жалко. Вы меня понимаете, правда? Я вас разоблачу. Придется. По справедливости. Вот уж будет пиршество для прессы, а? Только представьте: смешают с грязью вас, вашего агента, издателя и ваших близких. Провоняет всякий в радиусе пятидесяти миль от вас.
