— Евгения Максимовна, — окликнули меня, когда я уже села в машину, — подождите секундочку!
Я обернулась: ко мне торопливо приближался Погорельцов.
— Что же вы вот так, не попрощавшись, уезжаете? Обиделись на что-то?
— А на что я могу обидеться? — совершенно искренне изумилась я. — На вашего алкоголика Хрыкина? Так я с первого дня знакомства поняла, чего он стоит.
— Ну, зачем же вы так грубо? Давайте поднимемся, посидим, обсудим все, так сказать, за рюмкой чая. У меня есть превосходный коньяк, армянский.
— Не поверите, Владимир Алексеевич, но я за сегодняшний день устала, как скаковая лошадь после пяти заездов подряд, и мне хочется только одного — лечь спать.
— Но ведь нам надо наметить маршруты, по которым Макс будет добираться до концертных площадок и обратно. Разве я не прав?
— Давайте я сама все это сделаю. В конце концов, я лучше вас знаю город.
Погорельцов потоптался на месте, видимо, не представляя, какой еще, самый весомый аргумент, можно придумать, чтобы заманить меня в номер. Я продолжала смотреть на него вопросительно. Видимо ничего не придумав, он, как и в прошлый раз, достал кошелек, выудил из него несколько стодолларовых купюр и протянул мне.
— Возьмите. Я ведь прекрасно понимаю, что вы нисколько не виноваты в том, что произошло сегодня на дороге.
— Вы знаете, — меня вдруг охватило какое ребяческое чувство, — я, Владимир Алексеевич, пожалуй, не просто возьму эти деньги. Я их обменяю на одну вещицу, которую случайно обнаружила сегодня утром под капотом вашего «бумера»!
С этими словами я порылась в сумочке и протянула Погорельцову взрыватель от гранаты. Он удивленно уставился на него:
— Что это?
— Такая интересная штучка, без которой ни одно взрывное устройство не сработает. В простонародье ее называют «запал». Не слышали такого слова ни разу?
Погорельцов дернулся, но тут же застыл, боясь пошевелиться.
— Не бойтесь, — улыбнулась я, забирая у него деньги. — Пока не выдернете вот это колечко и не отпустите вот этот рычажок — ничего не произойдет. И вообще, сам по себе запал не страшнее петарды. Но стоит приспособить его к какому-нибудь взрывчатому или горючему веществу, например к бензобаку, и беды не миновать. Спокойной вам ночи, Владимир Алексеевич!
И, пока Погорельцов завороженно смотрел на «проданный» ему мною боеприпас, я мягко тронулась с места, развернулась и поехала домой.
Следующий день я решила посвятить обследованию концертных площадок, на которых предстояло выступать Хрыкину. Заодно и разведать оптимальный маршрут. Об этом я сказала Арчирову, позвонив ему около девяти утра на мобильник. Илья Семенович, узнав о моих планах, замялся. Я тут же представила, как он трет затылок, краснеет и потеет от волнения.
— Евгения Максимовна, дело в том, что Владимир Алексеевич хотел бы сегодня обсудить с вами основные и запасные маршруты следования.
— Илья Семенович, — попробовала я его успокоить, — не волнуйтесь, вечером все это у вас будет. В конце концов, это, конечно же, важно, но не настолько, чтобы посвящать этому весь день.
— Ну, почему же весь день? — замямлил Арчиров. — Сядете, посмотрите план города, наметите, как удобнее и безопаснее добираться до ДК «Электронщик»…
— Не шутите, Илья Семенович, — перебила я директора арт-агентства, — эти планы были нарисованы лет двадцать тому назад. Так что они безбожно устарели. Можете так и передать Погорельцову. Все, Илья Семенович, мне некогда, я убегаю.
Проговорив все это скороговоркой, я дала отбой и отключила мобильник. Пусть помучаются, господа артисты, неизвестностью! Я и так угробила на них два дня впустую.
Первым делом я отправилась в ДК «Электронщик». Добираясь обычным путем, я быстро убедилась, что так мы угодим в пробку, в которой простоим до «Фроськиного заговенья». Поток транспорта был настолько плотным, что за сорок минут я продвинулась всего на полторы остановки. Значит, придется ехать по объездной дороге. Так хоть и дальше по километражу, но зато по времени получится быстрее.
«Электронщик» — здание постсталинского модернизма с колоннами, на которых еще сохранились символы единения «рабочего класса и трудового крестьянства», — встретил меня гулкой пустотой.
Поплутав по фойе, я наконец-то наткнулась на живую душу в виде бабушки-уборщицы.
— Тебе, дочка, кого? — спросила она, подслеповато щурясь на меня.
— У вас какое-нибудь начальство сегодня есть? — поинтересовалась я.
— А на кой тебе начальство? — не растерялась бабуся.
— Очень нужно, бабушка, — как можно мягче ответила я.
— Никак комиссия какая-нибудь, — догадалась старушка и тут же решила уточнить: — Из отдела культуры аль из администрации?
— Что-то наподобие того, — не стала я разочаровывать бабулю. — Но только бери выше.
— Из области? — ахнула она.
— Еще выше, — соврала я, — из Москвы!
Однако это не произвело на бабушку никакого впечатления. Видимо, Москва в ее представлении была ничем по сравнению с той же районной администрацией.
— Тогда тебе, дочка, к директору надо.
— А где его найти? — быстро спросила я.
— На второй этаж подымись, там увидишь, — ответила старушка, окончательно теряя ко мне всяческий интерес.
Следуя ее совету, я поднялась по широкой лестнице на второй этаж и начала разглядывать в полумраке таблички на дверях. И почти сразу же наткнулась на потемневший от времени латунный прямоугольник с надписью «Директор Дома культуры».
Директор при ближайшем знакомстве оказался директрисой. Это была еще нестарая и очень понятливая женщина. Я быстро объяснила ей цель своего прихода, и она согласилась мне помочь.
— Тут вы правы, — сказала она. — Сегодняшняя молодежь в своей «любви к искусству» кого угодно в землю втопчет. У нас недавно какая-то рок-группа гастролировала, так не поверите — поклонники тройное оцепление полиции снесли! Если бы не ОМОН, не знаю, что и было бы.
Вместе с директрисой мы обошли все закулисные помещения, которые предполагалось задействовать во время выступления Хрыкина. Заодно я осмотрела и служебный вход.
Уже сидя в машине, я быстро набросала примерный план здания и прилегавшей к нему территории.
Из «Электронщика» я отправилась в концертный зал «Центральный». На этот раз я проехала по объездной дороге. Как я и предполагала, времени на то, чтобы добраться до центра города, ушло на треть меньше.
В КЦ меня встретили менее любезно. Слоноподобный охранник на входе придирчиво разглядывал в течение десяти минут мою лицензию телохранителя и наконец выдохнул только два слова:
— И че?
— Как это — «че», — удивилась я в свою очередь. — У вас послезавтра выступает Макс Хрыкин, так?
