— Зачем? — заступилась за подругу я. — Заберите мои драгоценности, их целый рюкзак! А вот и рукописи, оставьте только девушку в покое!
— С чего бы? — подхватив рулон с изречениям Исы, вяло отреагировал главарь. — Вы хотели передать истинные свидетельства ошибок современной Библии и миллионов христиан секте Маркуса? Так нет, именно мы, мусульмане, докажем вашу глупость и идиотизм! И тысячи православных, католиков и протестантов перейдут в нашу, истинную веру, как и предсказывал Пророк!
Он уселся на кушетку, похлебывая кокосовое молоко и стегая меня по ногам, словно козявку. Один глаз у него был прикрыт — видимо, привязанная мною бронзовая цапля хорошо его клюнула! Покрытый болячками и язвами, главарь чесался и злобно шипел в мою сторону. Похоже, он все дни напролет мечтал о том, как накажет меня за нанесенные увечья.
— Ты, дура, в стране шариата, и ты думала, что тебе и твоей сучке-подруге позволено все? Мы должны забить тебя камнями, но сначала я оставлю тебе свидетельство твоей веры!
Двое подручных подняли меня и задрали мне волосы наверх, а затем запах жареной курицы и нестерпимая боль заполнили гостиную. Я была помечена клеймом на шее сзади, как когда-то метили первых христиан римляне. Второе клеймо он медленно и с радостью нагревал на плите, затем молниеносно прикоснулся к моей руке. Запах горелого мяса и алеющий крест на левой кисти стали, казалось итогом этого дня. Но нет, визжавшую от ужаса Люську тащили к плите. Раздвинув ее ножки, привыкшие с дорогим депиляторам и массажу, звери посадили мою подруженьку на раскаленный остов плиты и так держали до окрика главаря «Холос» (Хватит).
Я потеряла сознание от боли и ужаса — меня поволокут на плиту вслед за помертвевшей и замолкшей подругой…
Глава 26. Этюд в сине-розовом
Во мне смешалось все — и дикая боль, и наслаждение от того, что я сейчас перестану ее ощущать, и запах горелого птичьего пера, и вопли людей, и отчаянная молитва муллы, вопиющего к Милосердному в четыре утра через динамики. Потом какие-то люди в белой форме тащили меня и Люську в пыльное авто с арабками, одетыми медсестарми и опутали нас капельницами. К счастью, плита издевалась над ней не так долго, а до меня и вообще дело не дошло. Но ран и болячек нам хватало…
Очнулась я на синих простынях за синей же занавеской — вся в проводках. Сидевшая в розовом одеянии медсестра сразу воткнула мне в кисть руки укол и нажала сигнальную кнопку. Привезли аппарат УЗИ, и красивый очкарик изучал мои внутренности около получаса, заверив меня, что после ожогов и травм я буду жить, так как меня не успели так изуродовать, как мою подругу. Кроме того, он делал многозначительные паузы и интересовался, замужем ли я и планируем ли мы ребенка…
Отодвинув очкарика, вошел тихий египтянин в классическом европейском костюме и на чистейшем английском стал расспрашивать меня о случившемся. Ответив почти на все вопросы, по их направленности поняв, что же произошло после плиты, я подытожила для себя:
1. Братьев выследила секретная египетская полиция, боявшаяся политических взрывов и соперников Мубарака. Увидев неожиданное перемещение бандитов и фанатиков-исламистов из Наг Хаммади в Гизу, они почувствовали неладное, а после пожара и гибели десятка парней в пекарне, увидели странный инетрес банды к этому месту. Мой татарчонок из МОСАДА им помогал, но истинный свой интерес не выказывал.
2. Похищенную Люську они отследили буквально до порога гостиной и стали штурмовать строго после завершения намаза. В отличие от бандитов, секретные агенты сначала молились, а уж потом ввязывались в драку.
3. Айда, как преданный друг, оказался в нужном месте и в нужный час и растормошил нерешительных египтян. Правда, они упустили одноглазого Мину — Евнуха, как теперь его называли. Моя месть была опять отложена.
Агент приходил ко мне ежедневно, пока красотка-медсестра бинтовала меня, укрыв от его взглядов розовой огромной простыней и ширмой. Так было неудобно — ведь я не видела его взгляда и мимики, но зато могла спрятать и собственный испуг, и вранье. Полицейскому ничего не было известно о рукописях, иначе бы он сказал о них. Подписав очередные бумаги, он привел молодого парня в сером костюме — всего в веснушках и с серыми глазами. Парень был из нашего консульства, и он уж приступил к расспросам, отказываясь оставаться за ширмой. Медсестру он отвадил, убрав ее рукой, словно надоевшую ветку куста и буравил меня своими колючими глазками, засыпав вопросами. Презрительно сплюнул, услышав, что я вышла замуж за местного, и потерял ко мне всякий интерес: избитых до полусмерти русских баб, как мужьями, так и родственниками — египтянами, ему видывать приходилось чаще, чем сибирякам снег уральской зимой.
Он отстал, лениво бросив в конце, что Людмилу забрал Федор Михайлович и увез в Москву на своем личном лайнере. Так как теперь они оба были почти инвалидами в сексе, я уверена, что эта парочка обретет, наконец, мир в постели и возможно даже поженится.
Айдарчик исчез — после горячей душистой лапши и передачи рукописей я его так и не видела. Мой Ай-фон пропал, а вместе с ним и все контакты. Хорошо, что каирские улочки полны интернет-кафе, и я сама могу найти кого угодно в этом ставшем вдруг маленьким, съежившимся от жажности мирке. Но первым делом после выписки я должна была нанести визит вежливости. А уж потом — мейлы и скайпы.
Выйдя на свет, я зажмурилась от белоснежного каирского утра и стряхнула с себя, как сон, весь ужас прошлой недели. Правда, я потеряла свои роскошные волосы — ведь тогда горели не птичьи перья, а моя грива, да и незажившие ранки от выжженых на теле крестов не давали мне свободно двигаться. Я поехала на переполненом шумном автобусе к станции таксистов и вскоре наткнулась на этого подонка, пожиравшего бобовые лепешки. Обтерев жирные руки о бумагу, он остолбенело замер, глядя, как изуродовали меня его жадность и донос. Я прижала к его огромному пузу кусок разбитого стекла и начала тихонько разрезать вспотевшую галабею. Взвыв, таксист отчаянно перебирал скороговоркой суры.
— Собака, сын собаки, тебе никто не поможет, — прошептала я. — Ты оставался в гостиной, когда Мина начал меня пытать. Куда он сложил свитки?
— Сестра, я украл эти книги! Раис был слишком занят местью, а я ушел, завернув драгоценные книги в массалею, — прошептал водитель. — Они в моем такси, в багажнике!
Я ткнула ему осколком в пах и приказала отдать ключи. Само белоснежное Шевроле, украшенное аляповатыми китайскими сувенирами, я узнала сразу. Открыв багажник, я развернула старый молельный коврик и увидела свое сокровище — рукописи Марии Магдалины, записавшей истинное учение Иисуса, были передо мною. Никто на свете не заподозрил бы их в реплике. Оригиналы вез в чистую и дорогую Калифорнию Айда. Пропали золотые украшения — но я о них и не вспоминала. Права моя бабуля — легко пришло — легко ушло; у меня еще остались деньги и на новый дом, и на новую жизнь.
Я добралась до огромного дворца возле прохладного Нила — отель Шератон поражал своей величавостью и роскошью. Сняв обычный, но очень красивый номер, я позвонила на рецепшн и попросила принести мою корреспонденцию. Письма тут шли лениво и долго, но все же быстрее, чем у загадочной и неповторимой барыни — «Почты России». Кроме нескольких рекламных проспектов и флаеров-зазывалок на дискотеки и массаж, я получила пропахший рыбой конверт. Тот самый, что отправила самой себе и тем спасла свое будущее. Развернув бумажку, я поцеловала карточки, и не было никого в отеле «Шератон» богаче и счастливее меня. Я помылась и оплатила номер на неделю вперед. Оставив пару футболок и джинсы на кровати, я, переодетая в коптскую яркую галабею, отправилась на другой конец города, поближе к фараонам… Оставалось найти Маркуса или тех, кто шантажировал меня моим любимым. Ну и еще Айду…
