Курахин понимал, что им не разминуться. Не потому, что был невероятно грузен и занимал все свободное пространство, а оттого, что так сложилась судьба. На какое-то мгновение их глаза встретились. Во взгляде незнакомца царило абсолютное безразличие. Курахин невольно удивился — неужели тот готов к смерти? Подняв руку с револьвером, Кирьян направил ствол в лицо незнакомца. Хотелось увидеть заплескавшийся в его глазах страх, но вместо этого он увидел какую-то наивность и удивление. Не в силах остановиться, Кирьян нажал на спусковой крючок. Пуля отбросила грузное тело на чугунные ступени, Кирьян, перепрыгнув через убитого, побежал дальше.
За спиной громко хлопнула дверь. Это выскочили Макей со Степаном.
— Сюда! Сюда, Кирьян! — заорал Макей.
Кирьян повернулся на голос, сбив с ног молодого парня, вставшего на его пути. Упав, тот даже не пытался подняться, а молча, с ошарашенными глазами наблюдал за тем, как жиган размахивал револьвером.
— Сюда-а!
Под аркой ворот их дожидалась пролетка. В извозчике Кирьян сразу же узнал рыжего парня, который привез его к гостинице. От прежней сонливости у того не осталось ни следа. Он энергично махал рукой, подзывая жиганов. Бабахнул выстрел, и в опасной близости просвистела пуля. Кирьян увидел, как со двора, отрезая ему пути к отступлению, бегут два человека в кожаных тужурках. На мгновение обернувшись, почти не целясь, Кирьян пальнул в них. Один, сбившись с размеренного шага, споткнулся. «Кажись, попал!» — злорадно подумал жиган, успев отметить, что второй бросился к упавшему товарищу.
Эти двое уже были не страшны. Крепко вцепившись в поручни пролетки, Кирьян рухнулся рядом с Макеем. Извозчик крепко пригрел задремавшую лошадку кнутом. — Пошла, каурая! — заорал извозчик, согревая лошадку новыми ударами.
Едва не опрокидываясь, пролетка вывернула на Кузнецкий Мост.
Кирьян обернулся лишь однажды. Теперь-то одновременно ожили все фигуры, стоявшие по углам, на улице гремели выстрелы. Три пули просвистели на расстоянии вытянутой руки, четвертая прошла в опасной близости от Кирьяна. Сворачивая за угол здания, Курахин увидел, как двое мужчин волокут в гостиницу сопротивляющуюся Дарью. Он дважды выстрелил, но не попал. А в следующую секунду пролетка загромыхала по переулку. Выстрелы уже звучали глуше.
— Гони! — орал Макей. — У них автомобили есть.
— Понял, господа! — радостно отозвался извозчик, словно обрадованный возможной погоней.
— Разворачивайся! — заорал Кирьян.
Извозчик, не слыша его окрика, продолжал погонять лошадь.
— Давай, Шайтан! — орал извозчик.
— Разворачивайся! — заорал Кирьян и приставил ствол к рыжему затылку.
— Как скажешь, Кирьян, — послушно сказал извозчик и стал поворачивать.
Кирьян даже не удивился, что извозчик знает его имя. И стоял он у входа совсем не случайно — Макей со Степаном подстраховались. Молодцы, кое-чему и они научились.
Пролетка вновь выехала на Большую Дмитровку.
— Только бы колесо не отлетело, — обернувшись, крикнул рыжий.
Кирьян отметил, что его глаза блестят нешуточным азартом.
У входа в гостиницу суетились люди. Много! Сколько их здесь? Десять? Пятнадцать?
— Дарья! — орал Кирьян. — Дарья!
Пролетка летела прямиком на толпившихся у входа. Несколько секунд милиционеры с каким-то холодным любопытством наблюдали за ее приближением и, наконец, узнав Кирьяна, запоздало разомкнулись в цепь.
— Дарья! Где ты! — привстав, кричал Кирьян Пальнул по разбегающимся людям, не попал и, потеряв к ним интерес, заорал вновь, срывая голос: — Дарья!!
Вход в гостиницу был открыт, оттуда раздались револьверные выстрелы.
— Угробят ведь! — прокричал сидящий рядом Макей. — Сядь!
— Дарья!!
Откуда-то из-за угла выскочил кругленький мужичонка и, весело перебирая ногами, покатился прямо под пролетку. Лошадь протестующе всхрапнула, с перепугу шарахнулась в сторону и, едва не перевернув пролетку, промчалась мимо гостиницы.
— Убью, гады! — орал Кирьян и дважды выстрелил в красноармейца, целившегося в него из винтовки.
Опередил — пуля угодила бойцу в лоб. Винтовка глухо стукнулась деревянным прикладом о мостовую и с металлическим звоном плашмя упала на брусчатку. Красноармеец, отлетев шага на два, раскинул руки в стороны и мелко засучил ногами.
— Дарья! — снова попытался крикнуть Кирьян. Но не услышал своего голоса — лишь слабый сип. — Придержи коня!
— Не могу! — орал рыжий. — Не слушается!
Лошадь, обезумев от выстрелов, пронзительно заржала и помчалась в сторону Столешникова переулка. А там их не достать!
Позади запоздало забухали выстрелы и умолкли, едва пролетка завернула за угол.
— Не прощу, гады, — прошипел Кирьян и надолго замолчал, уткнувшись взглядом в рыжий затылок извозчика.
Глава 14. Идем на «шальную»!
Раздался легкий и неуверенный стук в дверь, тотчас в проеме возникла чубатая голова Кравчука.
— Разрешите? — спросил он как-то виновато.
— Входи, — кивнул Сарычев и поставил стакан с чаем на блюдечко.
Игнат Сарычев имел привычку хлебать чай исключительно из блюдечка. Подобная прихоть доставляла ему немало хлопот, но отказываться от нее Сарычев не спешил, и даже во время службы на боевом корабле, несмотря на качку, пил чай именно из глубокого блюдечка.
В МУРе чай пили по-иному, вприкуску с колотым сахаром — такая уж сложилась традиция. Поэтому Сарычев со своими замашками многим сотрудникам казался едва ли не замоскворецким купцом на отдыхе. Надо бы отучаться от этого, хлебать чай как все — торопливыми глотками, обжигая нёбо, при этом громко материться, ругая всех и вся. Но не получалось, пил чай молчком. А потому его чаепитие больше напоминало священнодействие.
— Кирьян ушел! — виновато произнес Кравчук. Сарычев налил в блюдечко чаю, поднес его к губам и аккуратно подул. — Заставы все перекрыты, он где-то в городе.
Рука Игната неожиданно дернулась, и густой темный напиток пролился на пальцы. Он чертыхнулся и поставил блюдечко на стол.
— Где вы его потеряли?
— У гостиницы его поджидала пролетка. Ну, стрельба началась, когда он вышел. Он в суматохе вскочил в пролетку, пострелял малость, потом свернул в Столешников переулок, и поминай как звали. В этом районе очень много проходных дворов. Вот извозчик и ушел одним из них. Мы пробовали догнать их на машине. Но по дороге лопнуло колесо, — последняя фраза была произнесена и вовсе безрадостно.
— Да ты садись к столу-то, — доброжелательно предложил Сарычев, глотнув чая, — а то мнешься у порога, как курсистка в борделе. Свои все-таки!
Кравчук улыбнулся. Он начинал привыкать к новому начальству. Солоноват слегка. Но на то он и моряк!
