— Кирьян?
Игнат согласно кивнул:
— Верно. Вижу, что соображаешь. Он самый… Кирьян. Только ведь Кирьян, несмотря на все достоинства белого офицерика, перерос его. Так что тот, немного погодя, с него перед сном обувку стаскивал. Поговаривают, что Кирьяну это нравилось. А догадываешься, кто во главе уркачей стоял?
— Мой отец? — поднял голову Макей.
— Сообразительный. Твой отец. Но, кроме него, был там еще один человек.
— И кто же?
Сарычев помешкал, а стоит ли говорить, но потом произнес:
— Петя Кроха.
— Ах, вот оно как!
— А ты напрасно кривишься, жиган, он ведь с твоим отцом в корешах ходил. Так вот, Кирьян предложил уркачам встретиться и обсудить, как им дальше в лагере быть, а только после этой встречи…
Неожиданно из темноты появился Петя Кроха. Огромный, он, словно утес, завис над пленником и попросил:
— Игнат, ты бы освободил его, а то неловко так толковать.
— А ты что здесь делаешь? Сказано же тебе было, чтобы шел своей дорогой, — беззлобно отвечал Сарычев. Но развязал Макея.
Макей растер онемевшие кисти и спросил глухим голосом:
— Так что там дальше-то было?
Петя Кроха сел рядом. Макей, и сам росточка немалого, выглядел в сравнении с уркачом неразвитым подростком.
— Твой отец был человеком «ломом подпоясанным». В большом авторитете. Один пошел. Сказал — так надо. Он был мудрее нас всех, вместе взятых, вот мы с ним и согласились. Уркачи тогда в меньшинстве были. Когда Граф, то бишь твой отец, в барак пришел, там его Кирьян и зарезал.
— Врешь! — выкрикнул Макей.
— А какой резон мне врать-то на старости лет? — устало возразил Петя Кроха. — Мне бы о душе подумать надо, а то мой груз и так велик… Я-то снаружи был, мне Граф запретил появляться. Я через щелку за ними смотрел. — Лицо Пети Крохи посуровело. Воспоминания были не из приятных. — Поначалу-то все хорошо шло. Даже папироску раскурили. Граф с Кирьяном разговаривают, а белый офицерик рядом стоит, все посмеивается. Потом Кирьян с Графом о чем-то заспорили, я не слышал, а только Кирьян больно зол был. И перышко-то из рукава выдернул и прямо под ребро Графу и саданул…
Петя Кроха надолго замолчал. Посмотрел на Сарычева, попыхивающего папироской, и продолжил виновато:
— Не успел я… Пока мы с уркачами ворвались, они на другую сторону барака перебежали и Графа за собой оттащили.
— А отца-то за что? — сдавленно прохрипел Макей.
Губы Пети Крохи нехорошо скривились.
— У жиганов клятва есть такая… Он должен поклясться над убитым паханом, что будет и дальше резать уркачей.
— Как я могу тебе верить? — убито отозвался Макей.
— А я тебе вот что скажу на это, — чуть повысил голос Петя Кроха. — Клятва эта серьезная, жиган обязан был взять с тела уркача какую-то вещичку и носить ее при себе постоянно. Ты у Кирьяна ничего такого не видел, что принадлежало бы твоему отцу?
— Не видел и видеть не мог! — яростно выкрикнул Макей, приподнимаясь.
— А ты поостынь, жиган, — миролюбиво протянул Петя Кроха. — Не заводись, послушай, что тебе старшие говорят.
— Что же тебя Кирьян-то не пришил? — ехидно спросил Макей. — По всему получается, что ты важный свидетель.
— Он меня все время хочет убить, — невозмутимо отозвался уркаган. — А только бы ты присмотрелся к Кирьяну. Сначала он Графа убил, а потом и с сынком захочет разобраться.
— Если ты набрехал, — тихо произнес Макей, — я сам лично твои кишки на локоть намотаю.
— А ты иди спроси у него, — разрешил Сарычев. — А потом нам расскажешь.
Даже в темноте было видно, что глаза Макея пылают яростью. Окажись в эту минуту в его руке пистолет, так он не мешкая разрядил бы обойму в уркагана. Не сказав ни слова, он резко поднялся и пошел в темноту. Сначала был виден его силуэт, а затем он растворился в ночи.
— Как ты думаешь, он поверил? — спросил Игнат Сарычев старика.
Уркаган скрестил на груди крепкие жилистые руки.
— Подожди немного. Сдается мне, что тебе придется на днях вылавливать из канавы труп Кирьяна.
* * *
— Вызывали, Игнат Трофимович, — шагнул Петр Замаров в кабинет Сарычева после короткого стука.
— Да, вызывал. Проходи, Петр, — оторвался Сарычев от бумаг. — Располагайся.
Пододвинув к себе стул, Замаров присел.
— Я вот что хотел тебя спросить. Как так получилось, что жиганы ушли именно через тот двор, который охранял ты? — разглядывая его в упор, негромко спросил Сарычев.
На лице Петра отразилось смущение. Но уже в следующую секунду он сумел полностью совладать с собой.
— Так мне товарищ Кравчук велел отойти. Сказал, что соседний переулок не прикрыт. Я там простоял пару часов — никого нет. А когда выстрелы раздались, вышел. А жиганы уже через проходной двор ушли… И ребят положили.
— Тебе не кажется, что у нас в уголовке какие-то странные дела творятся. Не успеем мы что-то предпринять, а бандитам об этом уже известно.
— Вот и мне об этом думается, — подался вперед Петр, понизив голос до шепота.
— А у тебя-то самого есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — беспечно поинтересовался Игнат.
— Трудно сказать… товарищ Сарычев… — и, рубанув рукой, продолжал: — А чего там! Говорить, так уж до конца. А только когда вас еще не было, у нас большой беспорядок был. А к товарищу Кравчуку иногда подозрительные личности приходили. — Замаров, обернувшись на дверь, продолжал: — Одни босяки. Запрется с ними в комнате и о чем-то подолгу разговаривает.
Сарычев посуровел. Некоторое время он молчал, поигрывая спичечным коробком. Затем решительно установил его на попа и заговорил:
— Тут вот какое дело, Петр… Кравчук-то утверждает прямо противоположное… Приказа-то он тебе не давал… Сидеть! — прикрикнул Игнат. — Дай мне договорить до конца. А где твоя золотая цепочка с крестом?
Замаров слегка смутился:
— Я ее снял… Неудобно как-то. А потом, вы ведь сами мне сказали.
— Ну-ну… Именно такая цепочка есть в описи похищенных вещей купца Патрикеева. И очень странно, что на это никто не обратил раньше внимания.
— Этого не может быть, — запротестовал Замаров. — Она моя!
— А вот послушай… Четыре месяца назад была ограблена ювелирная лавка купца Патрикеева. У него была именно такая же цепочка, которую носил ты. В тетради был сделан точный рисунок.
— Она могла быть просто похожей.
— Так вот, эта цепочка именная, и другой такой в России не существует. Когда-то она принадлежала князю Михаилу Катукову. На замке вытиснен даже их фамильный герб. Но потом он продал ее купцу Патрикееву. Значит, за предательство своих товарищей жиганы расплачиваются с тобой золотом. Богато живешь, нечего сказать! Золото всегда в цене, не то что рубли, а?