— Гы-гы, — заржал владелец тяжелой челюсти. — Надо намекнуть Леониду Константиновичу, что пора ставить заборы и ток пропускать.
— Ой, мы видели, но мы не подумали, что все так серьезно… — пискнула блондинка. — Ведь тут спокойно можно пройти…
— Мы сейчас соберемся и уйдем… — засуетился паренек.
— Отставить! — распорядился крепыш, и молодые люди вновь застыли, охваченные резонным страхом. — Поздно, молодые люди. Поезд ушел. Раньше надо было думать, пацаны, как говорится, не виноваты… Развлечемся, братва? — воскликнул он, и слюна чуть не закапала с губ. — Во имя доброго утра, мать его?
И начались конкретные безобразия. Компания нетопырей от слов перешла к делу. Они набросились на девчонок, хохоча и улюлюкая! Парнишки пытались сопротивляться, но их просто отбросили. Один подвернул ногу, заорал благим матом. Другой завалился на палатку, повалились распорки, и он ворочался в плащевой ткани, как в рыбацкой сети. Крепыш схватил блондинку за руку, потащил, орущую, к сверкающему белоснежному окатышу. Сорвал с нее плавки, принялся приплясывать, вращая их с похабным гоготом над головой. Девушка скорчилась, прикрываясь руками, пищала что-то жалобное.
— Не стесняйся, красуля, покажи свою шмоньку! — ржал ублюдок. А рядом с ним уже приплясывал рыжий мерин, стаскивал штаны, вставал в очередь.
— Чё, Кабан, заварим этот пакетик на двоих?
— Заваришь, заваришь, Чмоня, но только после меня… — урчал крепыш, падая на визжащую девчонку. — Что, подруга, готова? Станем больше, чем друзьями?
А смазливый мерзавчик и субъект с квадратной челюстью в это время терзали «каштанку». Она пыталась убежать, кричала, но они метались, заступая ей дорогу, получали удовольствие от этой «любовной прелюдии». Но вот чернявый метнулся, схватил девчонку за волосы, едва не выдрав скальп, повалил, рывком сорвал верхушку от купальника.
– Не надо, пожалуйста, не надо, я очень прошу… – молила девчонка.
— Ну что, крошка, готова к впрыску эликсира бодрости? — рычал, обтекая слюной, чернявый.
— Ты, Павлуша, следи, как бы отпрыска не вышло после твоего впрыска! — веселился от души «квадратный». — Слушай, Павлуша, — осенила его гениальная идея, — а чего я тут буду тебя ждать? Давай-ка шведский бутерброд приготовим? Потерпишь, красотка?
— Да больно надо… — урчал чернявый. — Уйди, Тарас, не мешай, успеешь еще, не ломай нам с подругой кайф…
— Что вы делаете, падлы?! — взревел парнишка, выпутавшийся из палатки. Он выхватил рогатину из кострища и с перекошенным лицом, белый, как мертвец, бросился в бой!
— Ладно, Павлуша, развлекайся, я отвлекусь! — обрадовался Тарас и прыгнул парню наперерез. Драться он умел и любил — с теми, кто заведомо слабее. Тот махнул своей рогатиной, но молодчик без труда увернулся, схватился за нее, вывернул вместе с рукой и пинком отправил паренька в прогоревший костер. Тот рухнул носом в золу, закричал от боли и унижения.
— Йес! — ударил себя кулаком в грудь Тарас и выбросил руку в нацистском приветствии. И застыл, обнаружив в расщелине между скалами постороннюю личность. Какой-то бродяга с изувеченным лицом в брезентовом рубище до пят вылез из кустарника и исподлобья на него смотрел.
— А это еще что за чушкарь… — начал он, но тут бродяга что-то выхватил из-за спины и швырнул в Тараса. Так быстро, что тот не успел среагировать. Длинный нож с массивной рукояткой рассек воздух, совершив несколько оборотов, и треснул Тараса по лбу. Рукояткой. Видимо, так и требовалось. Хрустнула лобная кость, брызнула кровь. Тарас свалился без чувств, разбросав руки. Истошно взвыл рыжий Чмоня — он ждал своей очереди и все прекрасно видел.
— Гаси его, братва!!! — задергался молодчик, и началось избиение. Осуществить свои чаяния упыри не успели — только приступили к самому главному, а тут такая засада… Попрыгали со своих жертв Кабан и чернявый Павлуша, бросились в бой, возмущенные до глубины души. Взметнулись полы рваного балахона, завертелась мельница. Сыпались удары, трещали кости. Казалось, что работает механический прибор, стремительно меняющий положение в пространстве. С Кабана свалились штаны — не успел он их застегнуть, момент неловкий, но уже не до них — он получил пудовым кулаком в кадык, захлопал ртом, выпучил глаза. Свалился на колени, и удар ногой по челюсти опрокинул его, добавив еще один завершенный фрагмент в картину «После боя». Истошно визжал смазливый Павлуша, собрался поставить бродяге подножку, но тот опередил, ударил по ноге боковой частью ступни, отбросив ее далеко от туловища, и Павлуша покатился по гальке, сыпля матерными словами. Рыжий Чмоня вдруг обнаружил, что правую кисть, которой он ударно молотил по воздуху, зажали тиски и она с хрустом выворачивается из сустава. Бродяга сдавил ее левой рукой, ломал, глядя ему в глаза своим равнодушным взглядом. Чмоня исходил на дерьмо, визжал, приплясывал, умолял отпустить. Он больше не бу-удет!!! Но это еще было не самое страшное. Взлетел мозолистый кулак, понесся в морду. Первый удар разбил губу, второй сломал челюстную кость. Бродяга не выпускал покалеченную конечность, а правой наносил методичные удары, превращая физиономию противника в фарш. Третий удар — и хрящ носовой перегородки превратился в труху. Четвертый — и треснула кожа под глазом, превращаясь в шикарный кровоподтек. Бродяга брезгливо оттолкнул от себя молодчика, и тот свалился, словно кукла на шарнирах. Но на этом утренняя разминка не закончилась. Поднялся наименее пострадавший Павлуша и, прихрамывая, держась за отбитый бок, припустил к джипу. Его физиономия озарилась злорадной ухмылкой, он на мгновение пропал в салоне, а когда выпрыгнул обратно, в руках он уже сжимал помповое ружье, произведенное компанией «Моссберг»! Передернул цевье, расставил ноги. Бродяга не стал дожидаться выстрела, метнулся обратно в шиповник, и ветки сомкнулись за спиной. Павлуша чертыхнулся, стрелять уже было поздно. Он медленно возвращался к месту драки, держа карабин у пояса. Физиономию коверкала мстительная гримаса. Визжали девушки, прикрывая свои интимные места. Стонали, пытались приподняться городские парни. Блондинка сделала попытку отползти за окатыш, но Павлуша уловил движение, резко повернулся вместе со стволом.
— Куда, красотка? Лежать! Мы еще не закончили!
Девица застонала, спрятала лицо в ладошки. А Павлуша лисьей поступью обошел прогоревший костер, начал приближаться к шиповнику, который благоразумно помалкивал.
— Выходи, падла! — гаркнул он, сплевывая под ноги. — Зассал, сука?
Гигантом мысли он не был. Текущего времени бродяге хватило, чтобы обогнуть скалу и возникнуть у Павлуши за спиной. Шевельнулся куст справа от скалы, гибкое тело шмыгнуло за джип, оценило обстановку и отправилось дальше. Бродяга ускорялся — он двигался совершенно бесшумно, словно плыл по воздуху! Совершил техничный прыжок, когда до противника осталось метра три, — а Павлуша с ненавистью продолжал таращиться в кусты и готовился произвести «шальной» выстрел. Он прозрел, но поздно — обернулся, гадкая физиономия исказилась от страха, — бродяга вырвал ружье, сломав одновременно запястье. Павлуша откинулся, завизжал, как базарная баба. Мелькнул казенник, он же рукоятка помпового ружья, вонзился под нос, нанося кошмарные увечья — рвалась кожа, сыпались зубы, кости черепа лопались, словно хрустальные. Павлуша рухнул и задергался, изрыгая рвоту, часть которой приходилось проглатывать обратно.
