— Но, по ходу, такая же дура… — констатировала Татьяна, с усилием отрывая от него взгляд.
— Ты теперь такая ироничная…
— Ой, да ладно, — отмахнулась девушка. — Тем и спасаюсь. Высшее образование обрела — сменила отношение к миру. Плюс еще немножко наблюдательности… Ты бросаешь нескромные взгляды на холодильник, нет?
– Бросаю, – вздохнул Корчагин. – Виноват, Татьяна, не успел поесть. Дела закрутили…
— Ладно, бродяга, садись к столу. Но учти, разносолов в этом доме тебе не предложат.
Разносолов не было определенно. Алексей сидел за столом, уныло созерцая предложенную его вниманию тарелку с бесхитростным салатом, ржаной бублик и пакет с морковным соком.
— Потрясающе, Татьяна, — пробормотал он. — И это то, ради чего мы взбирались на вершину пищевой пирамиды?
— Не знаю, куда ты там взбирался… Не обижайся, Лешенька, это вовсе не потому, что я не рада тебя видеть. И деньги в доме водятся. Просто такой у меня рацион. Худею, так сказать…
— ТЫ? — он сделал круглые глаза.
— А кто тебе сказал, что я поумнела?
— Ладно, все в порядке, — он обреченно вздохнул и набросился на салат. А Татьяна сидела напротив, подперев щеку кулачком, и остро ненавидела себя за то, что не может оторвать от него глаза.
— Если завтра придешь, — вздохнула она, — я мяса куплю.
— Ты одна? — покосился он на всякий случай по сторонам. — Я имею в виду… живешь?
— Одна, — согласилась Татьяна. — Носки не разбросаны, табаком не пахнет. Некому до слез довести. Работаю…
— Я слышал, ты окончила чего-то…
— Архитектурно-строительный институт. Четыре года — степень бакалавра. Решила, что хватит. Мыкалась по разным работам — в Красноярске, в Кемерово, жила по съемным квартирам, потом на родину потянуло. Остались связи в других городах — работаю дистанционно. Иногда приглашают дизайн какой-нибудь учудить — от лишней копеечки не отказываюсь. Машина есть. Да все нормально, Леша…
— Замуж почему не вышла?
— Ну вот, чуть что — сразу замуж… Звезды так приказали, — девушка улыбнулась. — Мелькают мужики на горизонте, пробуют, хвалят, никто не берет. Да и не очень-то хотелось, какой уж тут замуж… — Обоим стало неловко, Алексей уткнулся в тарелку, Татьяна подскочила к холодильнику, чтобы добавить ему салата.
— Про себя не расскажешь?
— А что тут непонятного, Тань?
— Да уж, всегда в тебе имелось что-то хулиганистое. Вроде нормальный рос пацан, серьезным делом занимался, в разборки и блатные дела не лез, а вот была в тебе какая-то язвинка… Неужели это ты сотворил все, что тебе приписывают? Тут такие ужасы соседи рассказывают. И прокурора с судьей искалечил, и ментам по шапке надавал, и братву отделал. Мало в детстве тебя пороли?
— Пороли, — возразил Корчагин. — И прогулок с друзьями лишали, и во главу угла ставили… Ты же это несерьезно, Татьяна?
— Послушай… — Она решилась. — Честное слово, не бросалась я тогда к тебе в койку. Перепила, просыпаюсь утром, а тут ты… Всю себя искусала за эти годы. Ну не помню, как очутилась в том номере. Девять лет себя кляла, что это я во всем виновата, это из-за меня ты в тот вечер бросился к Холодовым…
— Надеюсь, ты не считаешь, что это я убил?
— Сдурел? — сделала огромные глаза Татьяна. — Не обижай меня, Лешенька. Я же тебя как облупленного… Чтобы ты — да убил родителей Лиды? Всем понятно, что дело сшили.
— Тогда и ты не кайся. Не подвернись твоя фигура тем деятелям, они бы придумали что-нибудь другое…
Он лаконично повествовал о себе — как сидел, как «вышел», как добрался со всеми пересадками до родных мест. О своих приключениях на родной земле, о том, как спрятал отца в надежном месте, о том, что знает про потерю друзей. Татьяна жадно вслушивалась в интонации его голоса, не могла насмотреться, боролась с вновь нахлынувшими чувствами…
— Послушай… — Он засмущался, стал активно прятать глаза, и она усмехнулась — ну, конечно, не за тем он сюда явился, чтобы просто так… — Это самое… — Он не знал, с чего начать. — В общем, я знаю, что Лида и твой брат находятся в психиатрическом отделении районной больницы на Ольховской. Но Лида в другом крыле… Слушай, я прекрасно понимаю, на что она сейчас похожа, но…
— Никак не можешь забыть? — угрюмо бросила Татьяна.
— Не могу, — признался Корчагин. — Она ведь живая… И не надо меня отговаривать…
— Ты такой стеснительный. Позволь, я продолжу за тебя. Ты страстно хочешь увидеть свою любовь, ты просто обязан с ней встретиться… Но ты ничего не смыслишь в психиатрических лечебницах, тем более в нашей. Больницу наверняка пасут — Рудницкий догадывается, что ты можешь заявиться к Лиде. Тупой прорыв чреват неприятностями — в первую очередь для Лиды. А я хожу к своему брату, знаю это здание наизусть, могу сообразить, как проникнуть туда ночью, чтобы никто не заметил. И вообще, я девушка решительная и безотказная, особенно для тебя…
Наступило неловкое молчание.
— Прости, — пробормотал Алексей. — Забудь, что я говорил. Вернее… это ты говорила.
— Я только молчу, а меня уже неправильно поняли, — улыбнулась Татьяна. — Что ты, Леша, я согласна провести тебя в больницу, невзирая на опасность — ведь должно быть в жизни какое-то разнообразие, свести вместе два любящих сердца, получить удовольствие от вашей встречи…
— Слушай, Танька, ты совсем не изменилась, — рассердился Корчагин. — Всё такая же обидчивая вредина, только теперь ехидная. Не надо меня провожать. Нарисуй мне план, расскажи, где можно пролезть, куда идти — заодно я Вовку навещу, — и сиди спокойно за своим компьютером. Я мог бы сам, но правда, не хочется шум поднимать.
— Не выйдет, Лешенька, — злорадно оскалилась Татьяна. — Либо ты идешь со мной, либо никуда не идешь. Я должна совершить эту самую большую в жизни ошибку. Идем на дело в три часа ночи. В это время самый сон. Вот только надоумь меня, как нам провести оставшиеся десять часов? Будем неприязненно разглядывать друг дружку? В лото сыграем?
На улице Ольховской сплошной стеной произрастали тополя. За ними стыдливо пряталось двухэтажное кирпичное здание психиатрической клиники. Основные корпуса районной больницы, включая хирургическое и прочие отделения, располагались дальше по кварталу. Там даже ночью бурлила жизнь, гудели машины «Скорой помощи», бродили люди. А в глубине территории было тихо, шум с улицы глушила листва деревьев. Больницу опоясывал забор, из-за густой зелени он практически не просматривался. У ободранных колонн, между которыми были встроены ворота, стояла машина с погашенными огнями. В салоне просматривались головы, оттуда доносился дружный храп — ничего другого в четвертом часу ночи оттуда доноситься не могло. Стоило поспешить — небо на востоке уже не казалось таким беспросветным, как несколько минут назад. Двое злоумышленников прокрались вдоль обратной стороны дороги, бесшумно перебежали проезжую часть и растворились в кустах перед забором. Веревка с крюком, заготовленная впрок, пришлась очень кстати. Алексей вскарабкался первым, подал руку — Татьяна подпрыгнула, ухватилась за него — и бесшумно взлетела на гребень забора.
