И тут почва медленно, но верно поплыла у меня из-под ног…
Из обморока меня вывел один из оперов, до приезда которых я, бедная, несчастная и никому не нужная, так и валялась на земле, в груде хлама. Причина в том, что в суматохе обо мне просто забыли. А в чувство он меня привел одним недовольным замечанием:
– Что ж вы наврали? По телефону сказали – один труп, а на деле-то их два!
Я резво вскочила на ноги и на всякий случай решила потрогать опера, чтобы убедить в своей полной живости-здоровости. Мент уже успел отвернуться от меня к трупу девушки из кафе, потому подходить пришлось сзади. Машинально обернувшись на постукивание по плечу и вдруг увидев перед собой «второй труп», он резко дернулся в противоположную мне сторону и со словами «чур меня» принялся самозабвенно креститься, при этом наступил на еще не убранную нами банановую кожуру и в результате очутился прямо на теле детектива. От удара ее рука подпрыгнула вверх, но по физическому закону всемирного тяготения снова опустилась, на сей раз на лицо оперативнику.
Тот завизжал подобно бабе и вскочил на ноги.
– У вас тут трупы бегают! – с безумными глазами сообщил он нашему завкафедрой и с подозрением покосился на меня, но нарвался вместо ожидаемого сочувствия и страха на здоровый ребячий смех. Поняв, что произошло, он обиделся и погрозил нам пальцем: – Эх… Нехорошо!
Через некоторый период времени я вновь сидела перед Акунинским в его кабинете, по которому, признаться честно, успела соскучиться.
– Образцова, опять труп! Как не стыдно? – выразил он свое отношение к происшествию. Да, в человеке явно присутствует редкостное чувство юмора. Он так говорит, как будто я специально их ищу.
– Борис Николаевич, а разве она не выпала из окна? Ее что, убили?
– Откуда знаешь, что убили? – прищурил один глаз следователь.
– Иначе бы я тут не сидела, – проявила я чудеса логики.
– Верно. Преступник обставил все так, словно она выпала из окна и ударилась затылком о металлический предмет, которых на участке, точно собак, что и повлекло за собой смерть. Но так могло показаться лишь на первый взгляд. В ходе выполнения экспертизы выяснилось следующее: ее ударили сзади каким-то тяжелым тупым предметом, затем, уже мертвую, скинули вниз. А потом преступник, или его сообщники, или кто-то еще, забросали тело ветками и придавили каким-то тяжелым предметом, чтобы скрыть, – это установили эксперты. Затем этот предмет с тела переместили, так как оперативники его на трупе не нашли. Вот такие пироги.
– Пироги? – мне сразу захотелось есть.
– Да. Ну рассказывайте, Юлия Сергеевна, при каких обстоятельствах вы обнаружили очередной, – он сделал особое ударение на слове «очередной», словно их было не два, а все восемьдесят, – труп.
Я решила не обращать на его колкости внимания.
– Ну иду я, значит, себе, никого не трогаю, фантики собираю и вдруг натыкаюсь на тапочку.
– Какую, позвольте, тапочку? – по обыкновению, перебил он даму.
– Обычную розовую тапочку с пушистым помпоном. А тут еще эта громадина! Зараза! Сколько мы с ним натерпелись!
– Погоди, что за громадина? С кем натерпелись? Ты о чем?
– Ну он на ней лежал. Сверху.
– Кто на ком лежал? Что за пошлости?
Какие пошлости? Он что, с ума сошел?
– Холодильник на ней лежал, не мужик же! Вы же сами говорите, что тяжелый предмет был. Нет, потом, конечно, и мужик лежал, мент который.
Акунинский не сдержался и, обругав последними словами, выставил меня за дверь. Но спустя пять минут остыл и, выйдя в коридор, где я дальновидно осталась сидеть на том же стульчике, где ранее сидел Хрякин, пригласил войти. Оказалось, что ему только что звонили: установили личность убитой. И сейчас он задал вполне прогнозируемый вопрос:
– Ты знала Колесникову Елену Олеговну?
– Кого? – искренне не поняла я сначала.
– Ту женщину, труп которой ты обнаружила. Разумеется, ты, и никто другой. Почему все время ты?
– Так на какой вопрос мне отвечать? – строго спросила я.
Он вздохнул.
– На первый.
Ну вот, приехали. И что прикажете делать? Если сознаться, что я ее однажды уже видела, нужно будет рассказать, где и при каких обстоятельствах. Это означает одно – подставить Колю. Он даже сотрудников банка боится. А если информация о частном расследовании дойдет до Федоткина?
Внезапно меня посетила мысль, от которой я похолодела градусов на двадцать. В последний раз я видела Николая перед встречей с этой Колесниковой. Теперь она мертва. А Хрякин не явился на стрелку к магазину. Господи, что с ним? Что с ним случилось? Боже, сделай так, чтобы он был жив!
– Юля, что произошло? Ты вся побледнела! – перепугался за меня Борис Николаевич. – Тебе плохо?
Да, плохо. Так плохо, как ты даже не можешь себе представить. Именно плохо, если так можно назвать тот непостижимый, неописуемый ужас, что охватил меня в ту минуту. Страх за жизнь любимого человека. Но тебе я об этом не скажу, все равно не поймешь.
– Нет, – еле слышно прошептала я. – Со мной все в порядке.
– Ты знала покойную? – еще раз задал он свой тупиковый вопрос.
– Нет, – опять-таки произнесла я.
– Может, просто видела когда-нибудь? Ее лицо ни о чем тебе не сказало?
– Нет, – повторила я и почувствовала, как запылали щеки. Да, не умеешь достоверно врать – не берись.
– Ладно, вспомнишь что важное – доложишь. Иди. А то какие-то тапочки, холодильники, менты…
Своим горем я могла поделиться только с одним человеком, к нему я и держала путь. Но для начала позвонила маме на сотовый.
– Ты чего так долго? – удивилась мать. – Дополнительные лекции?
– Да нет, у нас субботник был, мы не учились.
– А почему тогда так долго? – разволновалась она. – Что-нибудь случилось?
– Ну как сказать… Я труп нашла. Опять, – похвастала я.
– А-а, труп… – протянула мама. – Я уж думала, что-то серьезное случилось!
Вот так. Получается, трупы в нашей стране перестали считаться чем-то особенным. Скоро будут на каждом шагу валяться, не дай боже, конечно.
– Ты че такая бледная? Полотном в кинематограф заделалась? – поразилась Катя цвету моего лица, но мне было не до шуток. Выпив чашку горячего чая и не забыв поклацать об нее зубами ввиду напавшего на меня озноба, принялась делиться своей бедой.
– Ага… Стало быть, вы наняли детектива, и ее тут же убрали. Интересно, – вдарилась в размышления Катерина. – Чего ж ты своему Хрюшкину не позвонишь?
– А я знаю его телефон?! – И заревела.
– Нет, он что, не звонил тебе никогда?
– По мобильнику нам не удалось пообщаться, – размазывала я слезы по лицу, ощущая на губах их соленый вкус. – А на домашнем определителя нет.
