— Фу, какая гадость!
— Да брось, икра хороша с чем угодно.
Шэй набрала еще ложечку икры и, блаженно жмурясь, принялась
пережевывать крошечные рыбьи яйца. Она покрутила на пальце кольцо, зазвучала
музычка.
Тэлли отпила еще немного «Кровавой Мэри», и комната
перестала кружиться. И на том спасибо. Шоколадные кексики оказались совсем
недурны на вкус. Покончив с ними, Тэлли приступила к тушеным овощам, потом
съела омлет и даже смогла заставить себя попробовать икру. За завтраком на
Тэлли всегда находил жор. Она словно наверстывала то, что упустила, пока жила
за пределами города. Плотный и разнообразный завтрак дарил ей ощущение
благополучия, буря городских вкусов стирала из ее памяти те несколько месяцев,
на протяжении которых она ела только жаркое и «СпагБол».
Музыка была какая-то новая, раньше не слышанная, и от нее
сердце Тэлли забилось увереннее.
— Спасибо, Шэй-ла. Ты просто спасла мне жизнь.
— На здоровье, Тэлли-ва.
— Кстати, а где ты была вчера ночью?
Шэй проказливо улыбнулась и ничего не ответила.
— Что? Новый парень?
Шэй, закатив глаза, покачала головой.
— Неужели опять пластика? — спросила Тэлли, и Шэй
хихикнула. — Я угадала? Пирсинг, небось? Но ведь нельзя же это делать
чаще, чем раз в неделю! Что, так невтерпеж было?
— Да все нормально, Тэлли-ва. Я только самую капельку…
— А где?
На лице Шэй не было заметно никаких изменений. Может быть,
пирсинг скрывается где-то под пижамой?
— Смотри лучше.
Шэй выразительно взмахнула длинными ресницами.
Тэлли наклонилась и всмотрелась в прекрасные глаза подруги —
огромные, блестящие, украшенные драгоценным напылением, — и ее сердце
забилось еще чаще. Тэлли уже месяц жила в Нью-Красотауне, а ее до сих пор
приводили в восторг глаза красавцев и красоток — такие большие,
доброжелательные, горящие неподдельным интересом. Громадные зрачки Шэй словно
бы задушевно нашептывали: «Я очарована тобой, я ловлю каждое твое слово…»
Казалось, для обладательницы этих глаз свет клином сошелся на Тэлли, и никого в
целом мире больше не существовало.
Особенно странно было ощущать эту магию именно в Шэй, ведь
Тэлли знала ее еще во времена до операции, когда они обе были уродками.
— Наклонись поближе, — сказала подруга.
Тэлли постаралась дышать ровнее — комната опять закружилась,
хотя теперь это было скорее приятно. Тэлли жестом велела окнам увеличить
прозрачность, и солнечный свет позволил ей увидеть то, что имела в виду Шэй.
— У-у, красотища!
На фоне изумрудной радужки ярче драгоценного напыления мягко
поблескивали двенадцать рубинов.
— Круто, правда? — улыбнулась Шэй.
— Ага. Погоди-ка… Те, что внизу и чуть слева, другие,
да?
Тэлли прищурилась. Один камешек в том и в другом глазу
словно бы мерцал, будто крошечная белая свечка в медных глубинах.
— Пять часов! — радостно объяснила Шэй. —
Понимаешь?
Тэлли пару секунд вспоминала, как определяют время на
больших башенных часах в центре города.
— Да, но… это же семь. Пять — это должно быть внизу, но
правее.
Шэй фыркнула.
— А мои часы ходят типа задом наперед, глупышка!
По-правильному — это же та-акая скукотища!
Тэлли едва не прыснула со смеху.
— Постой. У тебя в глазах — драгоценные камешки. И они
показывают время. И к тому же эти часики идут наоборот. Тебе не кажется, что
это все-таки малость чересчур, а, Шэй?
Тэлли сразу пожалела о сказанном. Лучистая улыбка Шэй
угасла, глаза потухли, на лице отразилось неподдельное горе. Того и гляди
расплачется (благо красоткам можно рыдать сколько влезет, не опасаясь, что
глаза покраснеют или сопли потекут). Новые украшательства — тема деликатная,
почти как новая прическа.
— Тебе они совсем-совсем не нравятся, — с мягким
упреком заявила Шэй.
— Да нет, что ты! Я же сказала: красотища
необыкновенная!
— Правда?
— Клянусь. И очень круто, что часики идут наоборот.
Шэй снова заулыбалась, а Тэлли облегченно вздохнула. И как
можно было такое ляпнуть? Это простительно, когда тебе только-только сделали
операцию, но ведь Тэлли-то уже целый месяц ходила в красотках. Ну и растяпа!
Отчебучь она сегодня вечером что-нибудь в таком духе, и, чего доброго,
какой-нибудь «крим» проголосует против нее. А одного-единственного голоса
достаточно, чтобы тебя не приняли.
А если Тэлли не примут в «кримы», она останется совсем одна.
Это все равно что снова сбежать из города… Шэй задумчиво проговорила:
— Может быть, в честь моих новеньких глазок нам с тобой
стоит нарядиться часовыми башнями?
Тэлли рассмеялась: неуклюжая попытка пошутить означала, что
подруга простила ее. В конце концов они через многое прошли вместе.
— Ты говорила с Перисом и Фаусто?
Шэй кивнула.
— Они заявили, что нам всем надо нарядиться
преступниками. Идея у них уже есть, но они держат ее в секрете.
— Задаваки несчастные. Только и знают, что строят из
себя крутых плохих парней. Подумаешь, удирали из интернатов, пока были уродами,
ну, может, раз-другой через реку тайком перебирались. Да они Дыма и близко не
нюхали!
Тут песенка как раз закончилась, и последние слова
прозвучали в неожиданно наступившей тишине. Тэлли лихорадочно пыталась
придумать, что еще сказать, но разговор угас, как фейерверки в темном ночном
небе. А следующая песня что-то слишком долго не начиналась…
Наконец музыка снова зазвучала, и Тэлли с облегчением
проговорила:
— Мы с тобой запросто сообразим, как нарядиться
преступницами, Шэй-ла. Такой преступной истории, как у нас с тобой, нет ни у
кого в городе.
Шэй и Тэлли битых два часа примеряли костюмы, пачками
вылетавшие из стенной ниши. Хотели было нарядиться разбойницами, но передумали,
потому что в старинных фильмах разбойники совсем не походили на «кримов» и вид
имели весьма потрепанный. Пиратские костюмы подошли бы больше, но Шэй ни за что
не желала закрывать черной повязкой один из своих обновленных глаз. Была идея
одеться охотниками, но охотникам полагались ружья, пусть и бутафорские, а это
было совершенно исключено. Тэлли пришла мысль насчет знаменитых диктаторов
прошлого, но, как выяснилось, большинство из них были мужчинами и вдобавок
ничего не понимали в моде.
— А может, ржавниками нарядиться? — воскликнула
Шэй. — В школе нам всегда говорили, что они были жутко гадкие.
— Да они от нас ничем особенно не отличались. Только
уродливые были.
