В точности как Кристер ван дер Кваст в интервью накануне, Боргстрём перескакивает от большого уважения к вероятности того, что Квик осужден невинно, к отчаянной защите того правового процесса, частью которого сам являлся.
— Вне зависимости от того, какую позицию Томас Квик займет в будущем, ни вы, ни кто-то другой никогда не сможет дать ответ, как все было на самом деле. А пока решение судов неизменно.
И в этом он совершенно прав.
— Ваша совесть спокойна по поводу вашего участия в деле Томаса Квика? — спрашиваю я.
— Я не способствовал тому, чтобы кого-то осудили невинно, — отвечает Боргстрём.
— Это очень смелое утверждение, — говорю я.
— Хорошо, тогда я хотел бы добавить еще одно слово: я не способствовал осознанно тому, чтобы кого-то осудили невинно.
Боргстрём считает, что мне следовало бы подумать над тем, почему Томас Квик сделал то, что он сделал. Я отвечаю, что именно этому вопросу я посвятил много месяцев работы.
Адвокат сомневается, что это так, и напоследок хочет дать мне материал для размышлений.
— Квик попал в Сэтерскую больницу в тысяча девятьсот девяносто первом году, осужденный за разбой. Сейчас две тысячи восьмой — и его никогда не выпустят, даже если он добьется пересмотра дела.
— Разве этот вопрос не находится за пределами вашей компетенции? — спрашиваю я.
— Это так, но я могу дать свою оценку.
— Когда вы в последний раз встречались со Стюре?
— Давно.
«И тем не менее ты готов осудить своего бывшего клиента на пожизненное заключение», — думаю я, не озвучивая, однако, эту мысль.
Атмосфера в адвокатской конторе «Боргстрём и Будстрём», мягко говоря, ледяная, когда мы прощаемся.
Системная ошибка
Клаэс Боргстрём оставался для меня самой большой загадкой в деле Томаса Квика. Он слишком умен, чтобы не увидеть мошенничества, происходившего в течение многих лет, — с другой стороны, слишком честен, чтобы осознанно участвовать в таком правовом скандале, как этот.
Кто он такой? И какие мысли на самом деле скрываются под его мальчишеской шевелюрой?
Когда интервью с Кристером ван дер Квастом и Клаэсом Боргстрёмом записаны, до выхода передачи в эфир остается менее четырех недель. Теперь надо привести в порядок еще несколько деталей. Я делаю последнюю попытку вырвать фрагменты костей для независимой экспертизы, а Йенни Кюттим гоняется за пропавшими протоколами допросов.
Гюн, сестра-близнец Стюре, нашла дневниковую запись, где она указала, когда и кто ее допрашивал. Дело было утром в пятницу 19 мая 1995 года, и допрашивала ее Анна Викстрём вместе с полицейским из той местности, где Гюн тогда жила. Мы и ранее не раз пытались получить этот протокол — как и протоколы других допросов братьев и сестер Стюре, и теперь Йенни звонит Сеппо Пенттинену, чтобы, основываясь на точных данных Гюн, напомнить ему: намеренное сокрытие официальных документов карается законом.
Поздно вечером в тот же день протокол выползает из факсового аппарата в редакции шведского телевидения. Из протокола ясно, что он относится к следствию по делу об убийстве на Аккаяуре.
На следующий день я буквально набрасываюсь на этот документ.
Гюн начинает с того, что описывает состав семьи и жилищную ситуацию. Она говорит, что «школьные годы и время, проведенное с семьей, в целом были светлыми».
По словам Гюн, она всегда воспринимала Стюре как очень одаренного и знающего. Она упоминает также, что он всегда читал газеты, следил за новостями, что давало ему очень широкий кругозор. Она рассказывает также, что брат с юных лет начал интересоваться политикой.
Между тем Стюре не увлекался спортом, отчего мало общался с мальчиками из своего класса. По этой причине Стюре часто оказывался не принятым в компанию сверстников и общался в основном с Гюн.
Иногда Гюн казалось, что порой мальчишки дразнили Стюре и издевались над ним, — она вспоминает, как одноклассники один раз заперли его в деревянном туалете на скотном дворе.
Насколько Стюре страдал от тех издевательств, которые имели место, Гюн сейчас вспомнить не может.
Общение с другими членами семьи было интенсивным, и Гюн упоминает, что сама она в основном общалась с братьями.
Далее Гюн вспоминает, что в старших классах Стюре тратил много времени на выпуск школьной газеты.
Что касается семьи, то Гюн помнит свое детство в самых радужных тонах. Она отмечает, что отец бывал вспыльчив, и у нее сохранились воспоминания, что он несколько раз швырял кастрюли об пол. В чем была суть конфликта, она не помнит, но говорит, что все потом разрешилось.
В психотерапевтических беседах Стюре рассказал, что подвергался сексуальному насилию со стороны родителей, и Гюн комментирует, что эта информация вызвала у нее шок. По ее словам, ей представляется совершенно невероятным, чтобы в их семье происходило нечто подобное. Даже задним числом, анализируя свое детство, она не может себе представить, что такое могло иметь место.
Гюн дает также положительное описание пребывания в Йоккмокке, где они со Стюре учились в Саалеской народной школе. Однажды она обнаружила, что Стюре бродит вокруг общежития и кричит. Ей удалось успокоить его, но она так и не узнала, в чем была причина. Уже тогда она заподозрила, что он употребляет наркотики. Пребывание Стюре в различных лечебных учреждениях она также связывает с употреблением наркотиков.
В том, что касается признаний, сделанных Стюре, у Гюн есть много вопросов по тем сведениям, которые она получила в ходе следствия, а также по поводу того, что публиковалось в СМИ. Она говорит, что все действия, якобы совершенные Стюре в этот период, для братьев и сестер — сплошной знак вопроса. Причина кроется в том, что в семье они никогда не замечали ничего особенного в отношении Стюре, за исключением злоупотребления наркотиками, с чем, как все считали, он борется.
Ранее в допросе затрагивалась тема сексуального насилия родителей по отношению к Стюре. Гюн говорит, что это утверждение звучит для нее совершенно дико. И что должны существовать другие причины, почему Стюре совершил то, что ему вменяют в вину. Она упоминает, как сама размышляла по поводу нескольких случаев, когда Стюре падал и так сильно ударялся, что терял сознание.
Под конец Гюн просят кратко описать свою семью.
Мать Тюра. Заботилась о семье. Веселая, всегда готовая прийти на помощь.
Отец Уве. Немногословный и задумчивый, но всегда справедливый.
Старшая сестра Руна. Веселый и симпатичный человек.
Стен-Уве. Тяжелый характер, его трудно понять, он аналитик, иногда бывает вспыльчив, но добр.
Турвальд. Очень милый человек, живет своей жизнью.
Эрьян. Человек, который так и не стал взрослым, но всем желает добра.
