Квик поворачивается к Челю Перссону и отвечает, глядя на него:
— Это я знаю в результате нашей совместной поездки — что это место называется Стадсбергет. Раньше я этого не знал — так мне кажется.
— Расскажи, как прошла та поездка, — просит Чель Перссон.
Но Йорген Перссон не дает Квику рассказать о поездке. Вместо этого он обращается к свидетелю допроса:
— Стало быть, вы ездили туда — в Сундсвалль?
— Мы там были. Именно так.
В материалах допроса не содержится ответа на вопрос, что психотерапевт и Квик делали в Сундсвалле на горе Стадсбергет и зачем они поехали туда.
Зато есть другой вопрос, очень интересный, с точки зрения оперативной полицейской работы: Квик рассказывает, что вся машина изнутри была перепачкана кровью. Он подробно описывает, как помыл машину внутри и смыл все следы крови на заправке по пути домой. Во время той остановки он воспользовался случаем позвонить матери, с которой жил, и сказал ей, чтобы она за него не беспокоилась.
Квик обращается к своему врачу:
— Понимаю, что я навязчив, Чель, но не мог бы ты проверить, поставили ли они кофе?
Чель Перссон покидает помещение, чтобы принести кофе, и младший инспектор Перссон, улучив минутку, спрашивает, что произошло во время той поездки в Сундсвалль, которую предприняли он и его психотерапевт. Чтобы младший инспектор понял цель этой поездки, Квик должен объяснить ему, как память поступает с травматическими переживаниями.
— Это событие было полностью скрыто от моего сознания. В осознанной памяти сохранились лишь фрагменты. Мы с моим психотерапевтом долго и интенсивно работали. Мы встречались три раза в неделю в течение длительного срока, и постепенно эти барьеры стали ослабевать. На восемьдесят процентов я знал, что убил Юхана, но у меня оставалась внутренняя лазейка, что это невероятно и не может быть правдой. И тогда мы делаем следующее — мы едем в Сундсвалль, и я не знаю, куда надо ехать. Мой врач сидит за рулем, а я сижу рядом, и вот мы приезжаем в Сундсвалль, и я не знаю, куда дальше.
— Именно так, — подтверждает Чель Перссон, который только что вошел в комнату с кофе.
— Но постепенно я начинаю узнавать это место, — продолжает Квик.
— Могу добавить, что я-то знал, куда нам ехать, — указывает Чель Перссон.
— Да, именно так, — говорит Квик.
— Но я хотел, чтобы ты сам показал мне дорогу туда. Я заранее узнал, где жил Юхан. Я хотел, чтобы ты привел нас туда, и я дал тебе это сделать в какой-то степени, и мне только чуть-чуть пришлось помочь тебе, — добавляет Чель Перссон.
Квик рассказывает, как он узнал место, когда они проезжали универмаг «Obs!», и смог указать примерное направление. Однако он оказался не в состоянии указать, где надо свернуть с главной дороги, о чем ему тут же напоминает Чель Перссон.
— Да-да, — кивает Квик.
— Я заметил, что мы едем не туда, — говорит Перссон.
Наконец они добрались до дома Юхана, и Квик хочет рассказать, как он отреагировал, увидев дом.
— Да, и тут я понял, что у меня была лазейка, что это невероятно, что этого не может быть. Но когда мы оказались там, я увидел все это и понял, что это правда.
— Тогда ты это почувствовал?
— Да, совершенно верно.
— И теперь ты абсолютно уверен, что это правда?
— Да, после той поездки. Именно та поездка закрыла… замкнула…
Полицейский Перссон выслушивает рассуждения Квика и пытается понять его метафоры по поводу лазейки и того, как поездка в Сундсвалль замкнула круг. Одновременно он, кажется, понимает, что в рассказе отсутствуют конкретные сведения, указывающие на то, что Квик бывал в Сундсвалле раньше и что он убил Юхана. Его смущает, что признание сделано сейчас, двенадцать с половиной лет спустя после самого события.
— Стюре, ты что-нибудь предпринимал для того, чтобы сообщить своему окружению, что это сделал ты? — спрашивает он.
— Я не знал, что это сделал я, — отвечает Квик.
— Ты не знал?
— Именно это и есть самое трудное.
Квик объясняет, что он, как и все, читал газетные статьи об исчезновении Юхана и еще тогда подумал, что он мог совершить такое. Однако вытеснил все эти мысли. Он описывает длительный процесс психотерапии, в результате которого в его памяти постепенно начинают пробуждаться воспоминания об убийстве Юхана.
— Поначалу скорее как фантазии, — уточняет Чель Перссон.
— Да, именно, — соглашается Квик.
— Так-так, — произносит младший инспектор. — Стало быть, ты не бывал там потом и ничего не менял — не искал одежду, не изменял положения тела?
— Нет, — с уверенностью утверждает Квик.
— Ты в этом совершенно уверен? Или все же есть некоторая вероятность того, что ты там был?
— Нет, мне кажется, такой вероятности быть не может, нет.
— Мы прервались, когда добрались до Стадсбергет и обнаружили, что деяние произошло там. После этого мы прекратили поиски и поехали в клинику, — поясняет Чель Перссон.
— Точно, — соглашается Квик.
— Да, больше ты и не мог, — говорит врач Перссон.
— Так-так, — говорит полицейский. — Вы не заходили в лес и ни к чему не прикасались?
— Мы вошли в лес на несколько шагов, — отвечает врач.
— Всего на несколько шагов, — подтверждает Квик.
— Ты узнал это место, и мы тут же отправились назад, — говорит Чель Перссон.
Во время этого первого допроса Квик признается еще в одном убийстве мальчика, имевшем место до 1967 года где-то в Смоланде — возможно, в Альвесте. Квик рассказывает, что он ехал на машине с мужчиной на десять лет старше себя, которого мы будем называть Сикстеном Элиассоном. Сикстен был гомосексуал, но, будучи членом Армии Спасения, вынужден был скрывать свою ориентацию за брачным фасадом.
— У него был такой черный… как называются эти машины? — спрашивает Квик.
— «Студебеккер», — подсказывает Чель Перссон.
— Да, именно так, — говорит Квик.
— Очень необычная марка, — уточняет врач.
— Да. — Квик вдруг вспоминает, какая же именно машина была у Сикстена. — Это была «Изабелла».
— «Боргвард Изабелла», — поправляет Чель Перссон.
— Точно, — соглашается Квик.
— А что произошло с тем мальчиком?
— Его спрятали. Я его спрятал.
— Где ты его спрятал?
Квик снова поворачивается к своему психотерапевту:
— Об этом я тебе рассказывал, правда? О той полусгнившей лестнице, которую я поднял и под ней образовалось пространство?
— Ты говоришь — лестница? — удивился Перссон.
