Видимо, шесть убийств переполнили чашу терпения главврача, и он снова вызвал Челя Перссона для беседы.
«Я сообщил ему, что не поддерживаю свободного перемещения и что не буду защищать ни его, ни Фрассе [Йорана Франссона], если что-нибудь случится. Фрассе еще раньше сказал мне, что для него будет катастрофой, если что-нибудь произойдет. Чель тоже считает, что это было бы катастрофой, но просит меня не вмешиваться».
После этого разговора Чель Перссон ушел на больничный, и Чельберг мучился, как ему теперь вести себя в сложившейся ситуации. Когда он позвонил «Фрассе», чтобы обсудить свое решение отменить свободное перемещение и увольнительные Квика, его встретило сообщение, что тот тоже на больничном.
Томас Квик находился в тот момент в открытом 37-м отделении, парном к закрытому 36-му, где содержались под замком преступники, совершившие тяжкие преступления, связанные с насилием. Пост обоих отделений находился на территории 36-го, и именно туда отправился Томас Квик выпить чашечку кофе ранним утром 21 января 1994 года.
После краткого совещания с персоналом Йоран Чельберг пришел к Квику и сообщил о своем решении отменить свободное перемещение. После этого Квика поместили в 36-е отделение, где находились наиболее опасные преступники.
Сидевший на больничном Чель Перссон был очень недоволен эти решением — неделю спустя он позвонил Чельбергу и заявил, что возмущен поступком главврача. Он сказал, что такие меры могут заставить серийного убийцу Томаса Квика покончить с собой до того, как он успеет сознаться в своих преступлениях и предстать перед судом. Перссон назвал случившееся «скандалом национального масштаба».
Йоран Чельберг считал его утверждение противоречивым, однако этот разговор настолько взволновал его, что он тут же позвонил в 36-е отделение и справился о здоровье Квика. Во время разговора он сделал отметку, что «персонал не заметил в поведении пациента ничего особенного. В момент нашего разговора он сидит и играет с сотрудниками в „Скрэббл“».
Осознание того факта, что в Сэтерской больнице находится серийный убийца, создало внутреннее напряжение не только между сотрудниками, но и между медиками, с одной стороны, и полицейскими — с другой. Очень скоро Йоран Чельберг обнаружил, что его решение посадить Томаса Квика под замок вызвало волну возмущения у полицейских, имеющих отношение к следствию. В тот же день ему позвонил ван дер Кваст и разъяснил, что отмена свободного перемещения ставит под удар успех дальнейшего следствия.
Ван дер Кваст считал, что Томас Квик «должен что-то получить» в обмен на свои признания, однако никакой поддержки главврача не дождался. Напротив — Чельберг пришел в ярость от того, что прокурор сует свой нос в условия лечения и содержания его пациентов. Свободное перемещение и увольнительные в обмен на признания в убийствах? «Такого рода сделки я не поддерживаю и участвовать в них не собираюсь», — отметил Чельберг в карточке.
Конфликт с ван дер Квастом не испугал Чельберга. Хуже оказалось то, что все больше сотрудников собственной клиники обращались против него.
Разочарование Томаса Квика Чельбергу было понятно, однако настоящие проблемы создала реакция его врачей Перссона и Франссона.
Чель Перссон и ранее планировал уволиться из Сэтерской больницы и перейти на новую работу в психиатрическую клинику Святого Ларса в Лунде и теперь начал активно добиваться того, чтобы забрать своего пациента. Квик подлил масла в огонь, угрожая, что прекратит сотрудничать с полицией, если ему не позволят продолжать психотерапевтические сеансы с Перссоном. Чельберг воспринял все это как шантаж чистейшей воды.
В феврале 1994 года ван дер Кваст снова позвонил руководству Сэтерской больницы, излагая свое мнение о том, как следует организовать лечение Квика, и «указал на важность продолжения близкого контакта с доктором Челем Перссоном в интересах проводящегося следствия».
Когда усилия Челя Перссона забрать с собой Томаса Квика ни к чему не привели, он вместо этого нашел для него место в судебно-психиатрической клинике в Векшё. Однако тамошний главврач Улле Дроттвед отказался от предложения Перссона продолжить терапию с Квиком. Им будут заниматься собственные сотрудники клиники.
Кристер ван дер Кваст, прекрасно понимавший, что дальнейшее расследование полностью зависит от психотерапевтических сеансов Челя Перссона, снова вмешался в медицинские вопросы, позвонил Дроттведу и уговорил его дать Перссону возможность продолжать вести психотерапию с Квиком.
И снова главврач Йоран Чельберг был поставлен перед фактом — его не спросили и даже не проинформировали. «Это произошло по причине вмешательства людей, не работающих в больнице и не являющихся медиками», — сердито записал Чельберг в карточке, явно имея в виду ван дер Кваста.
В период, предшествовавший переводу, многие пожелали принять участие в заварушке. Йоран Франссон, находясь на больничном, продолжал общаться с Томасом Квиком по телефону для пациентов отделения. Молодая студентка-психолог, которая в период отпусков временно работала психотерапевтом Квика, тоже вступила в бой. В письме Квику она пыталась объяснить ему решение Йорана Чельберга о переводе его в закрытое отделение:
«Когда стало очевидно, что ты совершил шесть убийств, когда ты проходишь трудный процесс воскрешения связанных с ними воспоминаний, разумно, что тебя держат на более строгом режиме. Боюсь, началась бы всеобщая паника, если бы общественности стало известно, что серийного убийцу отпускают на свободные прогулки. Ты же знаешь, как реагируют обыватели и пресса…»
Когда больничный Челя Перссона подходил к концу, он заявил, что отказывается возвращаться в клинику, если ему не разрешат работать на четверть ставки и заниматься только Томасом Квиком. Никаких обходов, никаких других пациентов. В противном случае он снова уйдет на больничный.
Эта мысль была изложена Чельбергу на совещании 7 февраля, после чего Перссон провел телефонное совещание с ван дер Квастом, планируя дальнейшие полицейские допросы. Затем он вышел из здания больницы и отправился домой.
Среди всех этих разгоравшихся конфликтов следствие проводило новые допросы.
Из записей Йорана Чельберга становится ясно, что в это время он вообще начинает испытывать сомнения по поводу того, как ведется психотерапия с Томасом Квиком. Ранее Чельберг и Перссон случайно встретились в поезде и разговорились о том, как она будет проводиться, если Квик переедет в Векшё.
Чель рассказывает, что сейчас чувствует на себе большую ответственность за психотерапию. Я же невольно задаюсь вопросом, психотерапия ли это. Чель утверждает, что он по большей части сидит молча и что пациент начинает вспоминать, едва доктор опускается на стул.
Йоран Франссон, который продолжал оставаться на больничном, сообщил 21 февраля, что не намерен возвращаться на работу в клинику, поскольку чувствует, «что против него готовится заговор и кто-то тайно желает ему зла».
В заметках на память по поводу этого разговора Йоран Чельберг пишет, что у Франссона «явная паранойя». Иными словами, атмосфера в региональной клинике Сэтера накалилась до предела.
