Но Чарльз вскоре снова вышел на улицу. Там столпились все семнадцати-восемнадцатилетние местные ребята, которых не пустили на школьные танцы. Ром почти кончился, и Чарльз был пьян. Где Мария, он понятия не имел.
— Чарльз! — окликнул его Лейф.
Чарльз считал, что Лейф на редкость хороший парень. Ему было девятнадцать, он был приятелем Марии.
— Хочешь глотнуть? — спросил Чарльз, протягивая бутылку с последними каплями.
Лейф покачал головой и произнес:
— Мария все мне рассказала. Ты ее очень огорчил. И она сердится на тебя.
Чарльз допил последний глоток, ничего не ответив. Однако Лейф не сдавался:
— Нельзя же, черт подери, трахнуть девчонку и тут же задвинуть ее! Ты должен быть рядом с ней весь вечер! А уж потом — поступай как знаешь…
Чарльз так и не придумал, что ответить, и стоял молча, с пустой бутылкой в руке. Лейф еще раз повторил ему, как плохо он поступил, и оставил его одного в темноте.
Слух разнесся быстро: «Чарльз трахнул Марию!»
Как-никак она была самой красивой девчонкой в школе. Так считали даже восемнадцатилетние. Вскоре поползли слухи о том, что «Грек» ее изнасиловал.
Ларсу-Уве было восемнадцать, и он оставался трезвым, чтобы выполнять роль водителя. Увидев Марию, он поспешил к ней и предложил прокатиться. Они поехали в центр, но все получилось совсем не так, как ожидал Ларс-Уве: Мария была расстроена и говорила только о Чарльзе.
Чарльз вернулся на танцы в Питхольмской школе. Он искал Марию, пока не остался один в зале, — затем он быстрым шагом направился домой. Пройдя пару километров по улице Ярнвегсгатан, он увидел большую компанию школьников и почти припустил бегом, чтобы догнать их. Но Марии среди них не было.
Перекинувшись парой слов с приятелями, с которыми начиналась вечеринка, Чарльз поспешил дальше. В последний раз приятели видели его под фонарем на Т-образном перекрестке в конце Ярнвегсгатан. Никто не обратил внимания, куда он пошел по пересекающей ее улице Питхольмсгатан — направо или налево.
Домой он так и не вернулся.
Когда Чарльз скрылся в темноте, его младший брат Фредерик спал в своей кровати. Он не подозревал о произошедшем, пока не проснулся утром.
— На улице столпилась масса полицейских, и вскоре я узнал, почему они там. Поначалу мы думали, что он вернется, но время шло, и становилось все тяжелее.
Фредерик описывает исчезновение Чарльза как семейную катастрофу. Он пытается найти слова, чтобы описать невыносимую пытку неизвестностью, горе и надломленность родителей, телефонный звонок, когда кто-то сказал: «Привет, это Чарльз!» — и положил трубку. Он описывает глупую надежду на невозможное — что однажды Чарльз явится к ним и окажется, что он жив, и все будет как прежде.
— Ясное дело, хотелось верить, что он где-то есть. Но время шло. И жизнь все больше превращалась в хаос.
Фредерик ни на секунду не верил в версию самоубийства, в то, что Чарльз был болен или не решался прийти домой. Фредерик утверждает: он не может себе представить, чтобы Чарльз исчез по собственной воле.
— Кто-то сделал ему что-то плохое, это всегда было моим глубоким убеждением.
В воскресенье 19 сентября 1993 года в местечке Норра Питхольмен стояло прекрасное утро. Семья молодого охотника имела лицензию на охоту в этой местности, и он планировал провести большую часть дня в лесу.
Сжимая в руке дробовик, он прибавил шагу, чтобы не отстать от собаки, которая уже достигла просеки над склоном и лаем обозначила дичь. Глядя на солнце, охотник споткнулся о какой-то предмет, похожий на большой серый гриб, но твердый, как камень. Он был слишком крупный для звериной кости, слишком круглый для звериного черепа. Отковыряв носком ботинка мох, охотник взял предмет в руки — и понял, что держит человеческий череп.
Находка потрясла его. Тело никак не могло лежать в этом месте долгое время, оставаясь необнаруженным. Здесь охотники обычно шли цепочкой, загоняя зверя, — он проходил тут бесчисленное множество раз. Пару лет назад его отец вырубал лес в нескольких сотнях метров от этого места. Охотник еще раз посмотрел на череп, осторожно положил его на землю, запомнил место и поспешил за собакой.
Однако мысль о находке не оставляла его, и после часа безрезультатной охоты он вернулся, чтобы еще раз взглянуть на предмет. Он вспомнил мальчика, пропавшего без вести семнадцать лет назад, и осознал, что должен пойти домой и вызвать полицию.
Полицейский патруль констатировал, что на прилежащей территории находятся кости и сгнившие остатки одежды. Был обнаружен рукав, похожий на рукав коричневой кожаной куртки.
«Кому принадлежал череп, на сегодняшний момент неизвестно», — записал в своем рапорте инспектор криминальной полиции Мартин Стрёмбек, хотя абсолютно не сомневался в личности мертвого.
Отца Чарльза уже не было в живых, но Фредерик и его мама Инга вскоре получили сообщение, что кости Чарльза идентифицированы благодаря его карточке у зубного врача.
— Это была хоть какая-то ясность… Многие говорят, что родные испытывают облегчение, когда находят тело, но мне трудно это понять. Что означает тело? Я хочу знать, что с ним случилось. После стольких лет я уже смирился с мыслью, что его нет в живых. Когда обнаружили тело, осталась неизвестность: и что дальше? почему оно лежит там? что же на самом деле произошло с моим братом?
Прошло три месяца, и только в пятницу 10 декабря газеты сообщили о том, что найдены останки Чарльза Зельмановица.
Загадка исчезновения пятнадцатилетнего мальчика, таким образом, частично разрешилась. Семья получила письменное свидетельство того, что Чарльз мертв. Как он умер и каким образом оказался в лесу в Норра Питхольмен — на эти вопросы следствие ответить не могло, однако эксперты не обнаружили ничего, что указывало бы на насильственную смерть.
Через несколько дней после публикации статей о Чарльзе Зельмановице Томас Квик в психотерапевтической беседе с Челем Перссоном рассказывает, что он «вступил в контакт с новыми материалами». Он воскресил в памяти воспоминания о том, как убил мальчика в Питео в 1970-е.
Чель Перссон отвечает, что он только что читал заметку в газете как раз об этом случае: полиция нашла останки Чарльза в лесу в окрестностях Питео.
— Да? — удивленно произносит Квик. — А я это пропустил.
В восемь утра 9 февраля 1994 года адвокат Гуннар Лундгрен покидает свою роскошную усадьбу XVIII века в Даларне, чтобы сесть в «Хонду» и проехать пять миль, отделяющих его от Сэтерской больницы.
Лундгрену шестьдесят один год, и он самый знаменитый адвокат Даларны, известный тем, что защищал самых отпетых преступников, таких, как Ларс-Инге Свартенбрандт, имеющий на своем счету множество ограблений банков, массового убийцу Матиаса Флинка, а теперь и вероятного серийного убийцу Томаса Квика. Это человек, уверенный в себе, не стесняющийся открыто высказывать свое мнение, как в интервью «Афтонбладет», где он излагает свой взгляд на стоящую перед ним задачу в качестве защитника Томаса Квика:
