Пенттинен: Есть ли какая-то часть тела, по поводу которой ты на сто процентов уверен, что ее нет на том месте?
ТК: Да.
Пенттинен: Можешь сказать, какая это часть тела?
ТК: Ноги.
Пенттинен: Одна нога. Правая или левая, ты можешь сказать это с какой-то степенью точности?
ТК: С точностью — нет, не-а.
Пенттинен: Но одна нога с голенью и бедром?
ТК: Да-да…
Пенттинен: Ее не должно быть на месте?
ТК: Не-а.
Пенттинен: Ты произносишь это с неуверенностью?
ТК: Бедро — точно нет.
Порядок восстановлен, сумма пропавших и найденных ног Чарльза снова равна двум. Но есть все основания задуматься, какие методы ведения допроса применялись, когда Квику удалось исправить свои ранее неверные показания.
Пенттинен не спрашивает, отсутствуют ли какие-нибудь части тела. Вместо этого он спрашивает, отсутствует ли какая-нибудь часть тела. В вопросе заложен ответ. Правильный ответ — одна часть тела.
Квик осторожно отвечает «ноги».
«Одна нога», — уточняет Сеппо Пенттинен и спрашивает, правая или левая. Затем он сам определяет, что это нога, состоящая из голени и бедра.
Уже при первом осмотре места эксперты констатировали, что к югу отсюда расположено немало лисьих нор. Большинство костей, найденных после того, как останки Чарльза были вывезены, располагались на обширной территории в форме веера в сторону лисьих нор. Эксперты, проводившие осмотр места, пишут по поводу находки кости руки: «Все указывает на то, что какой-то зверь вытащил ткань и кость из кожаного рукава».
Я беседую с экспертами, проводившими осмотр. Их мнение и по сей день таково, что лисы или иные дикие звери растащили кости по обширной территории, а некоторые кости могли попасть в лисьи норы — ничто не указывает на иное развитие событий.
Квик рассказал, что расчленил тело при помощи пилы — такой, которую используют для распиливания дров. Никаких следов пилы судмедэксперты на обнаруженных костях не заметили, зато много следов нападения животных.
Джинсы, которые Чарльзу в живом состоянии с таким трудом удалось натянуть на себя, Квик, по его утверждению, снял с него перед расчленением, к тому же он явно путает облегающие джинсы с габардиновыми брюками.
— Какая нога взята отсюда, так сказать, целиком? — спрашивает Сеппо. — Вся левая нога?
— Да, — отвечает Квик.
Но если бы Квик взял с собой какую-то из ног Чарльза, то это должна была быть правая нога. По словам судмедэксперта, на месте обнаружено бедро левой ноги.
Эксперты отметили на карте восемнадцать точек, где были найдены кости и части одежды, явно растащенные дикими животными. Те кости, которые найдены на максимальном удалении от исходного положения тела, — самые крупные, то есть тазовые, одно бедро и большеберцовая кость.
Если же проанализировать допросы по методике Грегга МакКрери, результаты ошеломляют.
На том допросе, где Томас рассказывает, что он расчленил труп и взял с собой ногу, задаются исключительно закрытые вопросы, где в самом вопросе содержится «правильный» ответ. В двух решающих частях допросов относительно частей тела на долю Пенттинена приходится более 90 % сказанного (142 слова), а на долю Квика — 10 % (15 слов). Во втором допросе распределение аналогичное: Пенттинен — 83 %, Квик — 17 %. Но самое компрометирующее — это то, как именно ставятся вопросы, ибо в вопросах Пенттинена раз за разом содержатся ответы, которые ему нужны.
Квику остается только сказать «да», кивнуть или пробормотать «угу», что он и делает.
Сам Стюре мало чем может помочь, когда я пытаюсь выяснить, что же на самом деле происходило во время следствия. Воспоминания о следственных экспериментах и допросах полностью стерлись из памяти — по мнению Стюре, из-за больших доз бензодиазепинов. Луч света промелькивает в темноте, когда я спрашиваю, как он впервые узнал о том, что Чарльз Зельмановиц пропал в Питео в 1976 году. Стюре полон энтузиазма, когда ему наконец-то выпадает возможность поведать о конкретном событии во время следствия.
— Я отчетливо помню, как сидел в комнате дневного пребывания 36-го отделения и читал «Дагенс Нюхетер». Тут мне на глаза попалась заметка о том, что нашли останки Чарльза.
Мой первый поиск имени Чарльза Зельмановица в базе статей «Дагенс Нюхетер» приносит разочарование — той статьи, которую, как утверждает Стюре, он прочел, там нет.
В подавленном настроении я звоню ему и сообщаю, что такой заметки нет. Может быть, он что-то перепутал?
— Нет-нет! Я даже помню, что заметка была расположена внизу левой колонки на странице газеты, — уверенно отвечает Стюре.
В конце концов Йенни Кюттим удается обнаружить статью вручную в архиве прессы шведского телевидения — она была опубликована в «Дагенс Нюхетер» от 11 декабря 1993 года, в левом нижнем углу страницы, как и говорил Стюре.
Заголовок звучал так: «Загадочное убийство 16-летней давности раскрыто».
Я отметил, что составитель рубрики неверно сосчитал количество лет. Когда писалась статья, с момента исчезновения Чарльза Зельмановица прошло не 16, а 17 лет. Самое интересное, что 1976 год в заметке вообще не упоминается.
Если эта заметка являлась для Томаса Квика единственным источником информации, то он должен был постараться вычислить, в каком году он «убил» Чарльза. Тогда он отсчитал бы 16 лет назад и остановился бы на осени/зиме 1977 года. Именно это он и сделал!
Квик уже обсуждал убийство со своим психотерапевтом в течение трех месяцев, когда был проведен первый полицейский допрос. Сеппо Пенттинен спросил, помнит ли Квик, когда это произошло.
— Через десять лет после истории с Альваром, — ответил Квик, намекая на убийство Альвара Ларссона на острове Сиркён в 1967 году.
— Через десять лет, — повторяет Пенттинен. — Стало быть, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом.
— Да, — сказал Квик.
Томас Квик связал 1977 год еще и с тем, что в сентябре того же года умер его отец. Эта опора на фактические события увеличила достоверность его слов, но как бы складно ни звучала история, Пенттинен знал, что Квик ошибся на год.
— Это совершенно точные сведения, что все это было в семьдесят седьмом году? Может ли быть какой-то разброс?
— Когда это происходит, у меня возникают воспоминания об Альваре. И я подумал, что тогда мне было семнадцать, а теперь мне двадцать семь, — упорствует Квик.
Но тут вмешался адвокат Гуннар Лундгрен и спас ситуацию, предложив вернуться к вопросу о годе в другой раз.
— Сегодня это звучит как-то неуверенно, — сказал Лундгрен. — Я думаю, мы с тобой выясним это позднее.
На самом же деле они больше не возвращаются к вопросу о годе, а также к вопросу о том, почему Томас утверждал, что убийство произошло вскоре после смерти отца и через десять лет после убийства Альвара.
