Эрьян Бергваль с того момента, как впервые увидел имя Томаса Квика на первых полосах газет, старался всячески избегать статьей, радиопередач и телепрограмм о своем брате. Однако он знал о деле куда больше, чем ему хотелось бы. Полицейские расспрашивали Эрьяна по поводу его детства, и он ответил, что у него остались самые светлые воспоминания.
Они переехали в Корснэс, что в окрестностях Фалуна, в 1956 году, как раз когда Эрьян должен был пойти в школу. Семья состояла из семи детей и двоих взрослых, которые размещались в трехкомнатной квартире площадью 98 квадратных метров. Папа Уве работал на фабрике по производству ящиков, а мама Тюра получила работу завхоза в школе.
Эрьян помнит Стюре как одаренного и очень творческого, предприимчивого ребенка, но «с проблемами моторики». Кроме того, Стюре с самого детства отличался исключительной самостоятельностью.
Папа был немного авторитарен, иногда строг, но в целом держался с детьми по-товарищески и проявлял чувство юмора. Мать была женщиной спокойной, уверенной в себе и очень заботилась о детях. Никаких значительных ссор в доме не происходило, и Эрьян не может вспомнить никаких других неприятных впечатлений детства. Родители никогда не применяли к детям телесные наказания. Сексуальные посягательства? Нет, ничего подобного Эрьян никогда не наблюдал — этот вопрос вызвал у него только недоумение. Детей в семье было так много — если бы что-то подобное происходило, кто-то из них наверняка что-то бы заметил.
Эрьян знал, что Стюре совершил несколько преступлений, в том числе в молодости пытался изнасиловать мальчика в больнице Фалуна, и потом лечился в различных учреждениях. В 70-е годы Эрьян вместе с родителями навещал Стюре в Сэтерской и Сидшёнской больницах. По словам Эрьяна, Стюре после этого поправился и в начале 80-х жил вполне стабильной жизнью.
Общались они довольно редко, а потом произошло ограбление банка в Грюксбу в 1990 году. Тогда Стюре прислал ему несколько писем, в основном о том, как ему недостает близких. Последний разговор Эрьяна с братом состоялся тогда, когда тот начинал свои психотерапевтические беседы с Челем Перссоном. Эрьян вспомнил, что Стюре тогда выразился, что «видит свет». Эрьян воспринял это как нечто положительное и ответил Стюре, что желает ему и в дальнейшем уметь находить светлые стороны в жизни.
Мне Эрьян рассказывает, что никогда не забудет тот день, когда въехал на заправку и увидел лицо своего брата, уставившегося на него с рекламных щитов двух крупнейших вечерних газет. Это было начало кошмарного сна, которому, казалось, не будет конца. Однако об этом он ничего не сказал двоим полицейским.
Зато он вспоминает, что под конец беседы они обсуждали вопрос, который должен был представлять большой интерес для следователей: умение Стюре водить машину. Эрьян упомянул, что Стюре получил права очень поздно, в конце 80-х. Перед тем Эрьян один раз давал ему урок вождения, и, по его мнению, до сдачи экзамена Стюре в принципе был не способен водить машину.
Турвальд Бергваль вспоминает, что принимал инспекторов криминальной полиции Анну Викстрём и Яна Карлссона в церкви Микаэля в Вестеросе, где служил пастором. Они объяснили ему, что допрос есть часть расследования убийства близ Аккаяуре, но касается также убийства Юхана Асплунда и Улле Хёгбума.
Турвальд Бергваль также может рассказать о светлом детстве, где не было ни насилия, ни угроз и посягательств. По его словам, сведения, фигурировавшие в прессе, попросту лживы. Он давно понял, что у Стюре психические проблемы, однако родители никогда не говорили об этом открыто, поскольку такого в те времена очень стыдились. Однако они очень волновались за судьбу сына и никогда не бросали его. Они заботились о нем и часто навещали его, когда в 70-е годы он находился в Сэтерской больнице.
Турвальд вспоминает также, что у Стюре в детстве были проблемы с моторикой, что он шепелявил и «выворачивал слова», из-за чего другие дети иногда смеялись над ним. Он рассказывает также об одном случае, когда братья и сестры пытались научить Стюре кататься на велосипеде, но увлеклись и забыли объяснить ему, как надо тормозить. Стюре въехал прямо в стену и так сильно ударился, что остальные дети сильно перепугались. По словам Турвальда, это типичный пример того, насколько они не понимали его «нарушений моторики».
Турвальд также утверждает, что права Стюре получил поздно и пересдавал экзамен несколько раз, прежде чем сдал. До этого момента Турвальд никогда не видел брата за рулем, и много раздумывал над тем, как же он смог добраться до всех тех мест, где произошли убийства, в которых он признался. По словам пастора, неразумно предполагать, чтобы Стюре доехал туда на машине самостоятельно.
И так все и продолжается: все братья и сестры Стюре Бергваля помнят, что их допрашивали члены «комиссии Квика», и все они обрисовали картину, которая полностью противоречит рассказам, образовавшимся во время психотерапии в Сэтерской больнице. Кое-кто сказал бы, что единодушные показания других свидетелей доказывают, что Томас Квик с большой вероятностью дал неправдивую картину своего детства и выдвинул ложные обвинения в серьезных преступлениях против своих родителей.
Но что же произошло с распечатками допросов братьев и сестер Бергваль?
Они не зарегистрированы в полиции Сундсвалля и, по всей видимости, были скрыты как от общественности и СМИ, так и от юристов и судов, которые осуждали Томаса Квика.
Насколько я понимаю, они не были никем проанализированы. Напрашивается вывод, что их вообще никто не читал, за исключением тех, кто проводил допросы, а также Сеппо Пенттинена и Кристера ван дер Кваста.
Пропавший час
В воскресенье 9 июля 1995 года в аэропорту Йелливаре приземлился частный десятиместный самолет группы «Викинги», однако на этот раз вместо Кристера Шёгрена и его музыкантов из него вышел Томас Квик в сопровождении Биргитты Столе, четырех санитаров и нескольких полицейских.
После ночевки в психиатрическом отделении больницы Йелливаре компания отправилась на следующий день по Е45 в сторону Порьюса в «Тойоте Хайс».
Мнемоэксперт Свен-Оке Кристианссон приобрел большое влияние на ход следствия, в том числе на проведение реконструкций. А Квик быстро сориентировался в новых идеях, и когда микроавтобус должен был свернуть в сторону Аккаяуре, Квик потребовал, чтобы они сперва проехали до Порьюса и там развернулись, поскольку они с Йонни Фаребринком ехали к месту преступления таким образом. Тем самым поездка должна была полностью соответствовать тому, что произошло 12 июля 1984 года.
Часы показывают четверть третьего, когда белая «Тойота» сворачивает на западную трассу в сторону «Стура Шёфаллет» и Аккаяуре. У Квика все чаще случаются приступы страха, и он говорит, что узнает эту местность. Микроавтобус останавливается, поскольку Квика тошнит.
— Этого не может быть, не может быть, — стонет он.
Неприметную боковую дорогу, отходящую от шоссе к месту для туристической стоянки близ Аккаяуре, пропустить невозможно, поскольку полиция огородила местность и выставила своих сотрудников.
