Один из мальчиков отправился в Стокгольм, где подал заявку о предоставлении политического убежища в здании управления полиции на острове Кунгсхольмен. Там его сфотографировали и сняли отпечатки пальцев (так называемая дактилоскопия).
Полиция немедленно получила фамилию, личный регистрационный номер и адрес прописки предполагаемой жертвы убийства, и вскоре Тюре Нессен сидел и беседовал с ним.
— Очень симпатичный оказался парень. Он проживал в Фисксетра с женой и детьми, но с Томасом Квиком никогда не встречался, — рассказывает мне Нессен.
Второй африканец добрался до Юнгбю, откуда потом перебрался в Канаду, где Нессен связался с ним по телефону. После этого инспектор криминальной полиции сделал простой и ясный вывод:
— Все дело было высосано из пальца. Они рассказали, что сбежали из Осло, узнав, что не получат политического убежища в Норвегии.
Не открывая того, что выяснилось, полиция подготовила опознание — двенадцать фотографий африканских мальчиков, среди которых были снимки двух «пропавших». Все это происходило в полицейском минивэне в Гульдсмедсхюттан, в то время как эксперты находились снаружи, ища останки трупов, которые оказались живы.
Пенттинен начал разговор, напомнив Квику о том, что он уже не раз менял свой рассказ.
— Если посмотреть на те данные, которые ты сообщил на допросах и во время двух следственных экспериментов, то возникает очень противоречивая картина.
Далее Пенттинен спросил, видел ли Квик ранее фотографии мальчиков, но тот категорически отрицал это.
Здесь в допрос вмешался ван дер Кваст. На этот раз он надавил на Квика, но начал очень осторожно.
— К нам поступили сведения из больницы Уллевольс, что ты видел фотографии мальчиков в газете, — сказал ван дер Кваст.
— В какой такой газете? — спросил Квик, не понимая.
Квик отказывался признаться, что видел снимки, и продолжал утверждать, что убил обоих мальчиков.
— Я не совсем уяснил, рассказал ли ты о мальчике номер два, который был уведен из Мюсена живым? — уточнил ван дер Кваст. — Где он умер?
— Он умер здесь, — без колебаний ответил Квик.
Мальчики были привезены из Осло в Гульдсмедсхюттан, и полиция найдет тела обоих, если будет продолжать раскопки, — таков был посыл Квика.
Когда Квику предъявили фотомонтаж, он внимательно оглядел лица всех двенадцати.
— Имеет место мгновенное узнавание одного лица. — Квик приставил правый указательный палец к фотографии номер пять, изображающей молодого человека с узким лицом, грустными глазами и полуоткрытым ртом. — И, возможно… — проговорил он с сомнением и указал на фото номер десять.
— Пять и десять, — подвел итог Пенттинен. — Про номер пять ты сказал, что имеет место мгновенное узнавание.
Кристер ван дер Кваст извинился, сославшись на то, что должен «кое-что уточнить», после чего Пенттинен отключил магнитофон, и оба покинули автобус. Пять минут спустя они вернулись. Последний удар должен был нанести ван дер Кваст.
— Тогда я должен сообщить тебе информацию по поводу того лица, на которое ты указал, — пятый номер, — произнес он с важностью в голосе.
Квик пробормотал «угу», догадываясь, что последуют какие-то неприятные новости.
— По тем данным, которыми я располагаю, этот человек до сих пор жив, — проговорил ван дер Кваст. — Это удалось проверить благодаря его отпечаткам пальцев.
На это у Квика не нашлось никаких комментариев — похоже, известие привело его в шок.
Тюре Нессен выслушал весь допрос, поприсутствовал на опознании, и окончательным аккордом стало раскрытие того факта, что африканские жертвы Квика продолжали жить в Швеции и Канаде.
— В лагере началась паника! Мне пришлось отвезти Квика обратно в Сэтерскую больницу. Для меня загадка, как следствие могло продолжаться после этой истории с двумя пропавшими мальчикам.
Но даже после этого события Кристер ван дер Кваст и Сеппо Пенттинен продолжали закрывать глаза на тот факт, что Квик получал информацию об убийствах из газет и от журналистов. Между тем событие в Гульдсмедсхюттан окончательно убедило Тюре Нессена, что Квик — всего лишь болтун.
— Последствием стало то, что я отказался продолжать работать в следственной группе. С Томасом Квиком я уже накатался досыта.
Параллельно с расследованием в Норвегии продолжалось следствие по делу об убийстве Йенона Леви, и в мае 1996 года было принято решение о проведении реконструкции.
В материалах первичного следствия по делу Леви присутствуют обширные криминально-технические материалы, которые проанализировали Ян Ульссон и криминолог Эстен Элиассон. На этом основании они составили описание вероятного хода событий. Но после своих впечатлений от реконструкции на Аккаяуре и процесса в Йелливаре Ульссон заподозрил, что Сеппо Пенттинен передает сведения Квику. Поэтому они с Элиассоном договорились не показывать Пенттинену свои результаты вплоть до реконструкции.
Наступило 20 мая 1996 года, на часах одиннадцать утра, и Томас Квик должен на месте преступления рассказать, как он убил Йенона Леви. Весь обычный эскорт — полицейские, санитары из Сэтерской больницы, психотерапевт, мнемоэксперт, старший прокурор и криминологи — в сборе.
Однако Томас Квик, на этот раз облаченный в черную кепку, черно-белую куртку летчика, черные брюки и кроссовки, сегодня не в духе. Перед началом реконструкции он хочет выступить с заявлением. Невозможно не заметить, что он выбит из колеи.
— Вначале я хочу обратиться лично к прокурору Кристеру ван дер Квасту и сказать, что я по-прежнему пребываю в состоянии возмущения по поводу инцидента, имевшего место в понедельник. Я не совсем понимаю, почему Кристер ван дер Кваст не обратится ко мне лично с извинениями.
С момента унизительного фиаско в Гульдсмедсхюттан прошло меньше недели. После этого Квика отвезли в Стокгольм вместе с Биргиттой Столе для беседы с ван дер Квастом. Они встретились поздно вечером в помещении управления криминальной полиции, и ван дер Кваст вел разговор очень жестко, требовал от Квика конкретных доказательств и «зрелого поведения». Квик, не привыкший к такому обращению, вернулся со встречи в гневе.
Теперь ему выпала прекрасная возможность дать пинка ван дер Квасту перед всей следственной группой.
— Помешает ли мне это в сегодняшней работе или нет, я пока не знаю. Надеюсь, что нет. Но если все получится, то не благодаря Кристеру ван дер Квасту. Я считаю, что в данном вопросе он поступил безответственно. Он не сумел отстраниться от своего личного отношения и, как мне кажется, смешивает личность и роль. Я очень разочарован и надеюсь, что у Кристера ван дер Кваста хватит мужества лично попросить у меня прощения.
Сеппо Пенттинен не обращает внимания на эту неприятную прелюдию, а пытается поднять Квику настроение, рассказывая, что им удалось выполнить почти все требования, которые Квик выставил перед реконструкцией. Раздобыть необычную модель автомобиля «Мазда комби 9291» оказалось непростой задачей. Такой машиной располагал Квик в 1988 году, хотя принадлежала она маме Патрика Улофссона. Но теперь она стоит здесь.
