— Да, трудно, — отвечает Квик.
— Так что в твоих воспоминаниях связано с сумочкой и ее ремешком?
— Я взял ремень и использовал его, я как раз хотел сказать… э-э-э…
— Ты как раз хотел сказать, что ты использовал его. Каким образом он использовался? Ты можешь пояснить это? — спрашивает Пенттинен. — Если это так… — добавляет он на всякий случай.
Квик вздыхает и говорит, что не помнит. Но Пенттинен уже завелся и не собирается отступать:
— Ты помнишь, что с ремнем что-то происходило?
— Я помню, как я держу ремень в руке… э-э-э…
Квик уточняет, что ремешок был сантиметра два в ширину. Это не очень подходит к сумочке Трине, но Пенттинен подбадривает его:
— А из чего он сделан? Какие у тебя от него ощущения?
— Да, ощущения есть, и… э-э-э…
— Если ты подумаешь о его структуре… — пытается помочь Пенттинен.
— Ну, что-то типа кожи, или как это называется, — предлагает Квик.
Это неправильный ответ — Пенттинен знает, что ему нужен ремень из ткани. Он поскорее меняет тему:
— Что происходит с этим ремнем? Ты все время о нем упоминаешь.
— Я хотел бы сказать, что я связываю ей ноги, но это неверные сведения.
Вопросы Пенттинена все не кончаются, и Квик пытается рассказать, что Трине показалось неприятным, что он взялся за ремень. Наконец Пенттинен выворачивается наизнанку, чтобы направить рассказ Квика в нужном направлении:
— Попытайся выразить свою мысль четко и ясно, Томас! Тут есть что-то, чего ты опасаешься, — ты хочешь об этом рассказать, но это трудно.
— Да, это очень трудно, — подтверждает Квик.
— Ты не связываешь ей ноги, а используешь его каким-то другим образом, если я тебя правильно понимаю?
Томас Квик снова пытается поведать, как Трине испугалась ремня, а потом возвращается к ножу. Но про нож Пенттинен не желает слушать.
— Если я правильно истолковываю твои жесты и положение тела, то что-то происходит с ремнем от сумки. На какой стадии он используется? Где ты находишься в этот момент? Ты не мог бы развить дальше эту мысль?
Вопрос уже не о том, используется ли ремень вообще, а о том, когда и как.
До следующего допроса, 1 сентября 1999 года, у Квика было два месяца, чтобы тщательно обдумать этот момент. Кроме того, он мог уловить информацию из разговоров шведских и норвежских полицейских, которые участвовали в августе в следственном эксперименте на местах, где были обнаружены Трине Йенсен и Грю Сторвик.
И точно: во время психотерапевтического сеанса с Биргиттой Столе Квик сообщил, что важные воспоминания восстановились.
Теперь в ходе допроса Томасу Квику, Сеппо Пенттинену и Кристеру ван дер Квасту удается совместными усилиями прийти к тому, что ремень использовался как удавка.
Наконец-то — через два года и одиннадцать месяцев после того, как Томас Квик взял на себя ответственность за убийство Трине Йенсен, — они пришли к доказательству, которое убедительно прозвучит в суде.
А видео с выезда на место обнаружения трупа? Этот много обсуждавшийся и предъявленный в зале суда фильм показывает, как Квик 16 августа 1999 года ведет группу шведских и норвежских полицейских, а также других людей практически до самого места, где было обнаружено тело Трине Йенсен. Кроме того, по пути машина проезжает вблизи парковки, где нашли тело Грю Сторвик. Там Квик реагирует сильным приступом страха, в то время как все остальные, находившиеся в машине, утверждают, что даже не знали об этом деле. Суду было сказано: только тогда и там возникли подозрения, что Квик убил и Грю Сторвик.
Как ни странно, норвежские коллеги рассказывают мне, что полиция Осло на раннем этапе связала между собой эти два убийства на сексуальной почве и заподозрила, что Трине и Грю пали жертвами одного и того же злоумышленника. Кроме того, я обнаруживаю, что Грю, как и Трине Йенсен, упоминается в газетных статьях в связи со следствием по делу Квика. А учитывая утечку информации и большую свободу в передвижениях Квика, какую ценность имеет то, что он смог показать полиции места находок, одному из которых пятнадцать, а второму — двадцать лет и которые ни в коей мере не были окутаны тайной?
В Сэтерской больнице обычно не делают большой шумихи вокруг Рождества и Нового года, и рубеж веков не является исключением. В предновогодние дни 2000 года Томас Квик, судя по записям в карточке, «напряжен и возбудим». Санитары пишут о «рыданиях и большом отчаянии». Квик страдает бессонницей по причине «высокого уровня страхов».
В марте в клинике проводится консилиум, однако знаменитый серийный убийца в таком плохом состоянии, что не может в нем участвовать. Между тем главврач Эрик Калль, как всегда, полон оптимизма и пишет, что «наблюдает у пациента положительные сдвиги. Он, во-первых, делает успехи в психотерапевтическом процессе, во-вторых, стал более интегрированной личностью».
Биргитта Столе заходит еще дальше, описывая в журнале положительные эффекты длительного психотерапевтического лечения. Как обычно, она начинает свою запись с того, что кратко излагает успехи в психотерапии, чтобы затем перейти к отчету о состоянии следствия по последним убийствам и к тому, как они связаны с травматическими переживаниями детства Квика:
«Продолжение нашей психотерапевтической работы привело к расширению и углублению взгляда на вещи — пониманию содержания различных убийств, а также того, как ранние жизненные переживания рассказывались/воплощались в убийствах.
Поздней осенью отчетливее стала интеграция, которая означает, что ситуации как в далеком, так и в менее отдаленном прошлом стали более связными. Важным направлением работы являлась дифференциация различных убийств. Это стало очевидно в той разнице, которая присутствует между содержанием и значением убийства мальчиков и убийства женщин».
Полные энтузиазма оценки главврача Эрика Калля и Биргитты Столе резко контрастируют с теми заметками, которые делают санитары в тот же период:
«Томасу особенно тяжело, в последнее время он много размышляет над экзистенциальными вопросами. 6.04 он узнал, что сообщение о предъявлении ему обвинения придет в течение двух недель, это означает дополнительную нагрузку на него и повышение уровня страхов. Он принимал особенно много бензодиазепинов, чтобы справиться со страхами и быть в состоянии спать. В ночь на 8.04 он спал только два часа. Ночью случались приступы отчаяния, крики и рыдания, хотя именно тогда ему экстренно давались дополнительные дозы лекарств».
В последующие недели описываются ужасные сцены с бессонными ночами, когда Квик беспрестанно кричит, мучается страхами, а его альтернативные личности по очереди являются в отделение — и ему дают очередную дозу препарата.
