Он не стал проверять, дышит ли Курт. Не мог: если бы не дышал, Адриан, наверное, закричал бы, а кричать он не имел права. Он только молился про себя, чтобы доза зелья не оказалась смертельной, а пока поступил так, как если бы знал наверняка, что Курт живой: осторожно, стараясь не слишком тарахтеть трапом, стащил тяжёлое тело на пристань. Вокруг никого не было, по крайней мере, Адриан никого не видел, и никто не окликнул его и не спросил, какого дьявола он волочет с корабля бесчувственное тело часового. Оттащив Курта от трапа, Адриан снова огляделся.
Потом поднялся на корабль, который теперь принадлежал ему одному.
Нанимая его, капитан Дордак заплатил вперёд и велел одеться получше, чтобы члена команды «Светлоликой Гилас» не принимали на улицах за нищего. Адриан потратил несколько часов, выискивая у старьёвщиков самую дешёвую одежду, какую только мог купить за эти деньги, не спуская их до гроша — капитан Дордак оказался довольно скуп. А ведь надо было ещё оставить денег на табак и ром для матросов и, самое главное, на масло. С маслом получилось проще всего: на местной маслобойне Адриан купил целый бочонок прогорклого жира за несколько медяков. Жир был из отходов, совсем никчёмный, его или выбрасывали, или продавали мыловарам из соседнего городка. Но мыловаров надо было ждать до следующего базарного дня, а Адриан готов был заплатить и забрать товар немедленно. Хозяин маслобойни охотно уступил ему и даже не взял платы за сам бочонок. Этот бочонок Адриан следующим же днём вкатил по трапу на «Светлоликую». Никто не спросил его, что это такое да по чьему приказу, — у каждого было работы невпроворот, а раз «корабельная обезьяна» что-то куда-то тащит, значит, так ей велели. Бочонок встал под палубой рядом с другими бочками и ящиками. Теперь, чёрной безлунной ночью, слыша вокруг лишь скрип мачт и шорох сложенного паруса на ветру, Адриан вытащил его наверх и откупорил.
За неделю облазив судно лорда Бьярда снизу доверху, он всякий раз прикидывал, где и как удобнее всего будет разлить масло, поэтому теперь действовал чётко и быстро, по давно отлаженному в мыслях плану. Он облил палубу на носу и на корме, планшир, капитанский мостик и дверь в пассажирскую каюту. Масло тяжко плескалось на доски и застывало мутно поблескивающими, колышущимися лужицами. Пройдя от носа до кормы, Адриан вылил остаток, вышвырнул бочонок за борт и отёр ладони о куртку. Рука прошлась по огниву, зашитому в подкладке, и замерла. «Я собираюсь это сделать, — подумал он. — Я правда собираюсь. Гилас, сделай что-нибудь. Ну, сделай. Останови меня». Он никогда бы не поверил, если бы кто-то, подслушав его мысли, сказал ему, что прозвучало это не мольбой, но вызовом.
Гилас, раскинувшая руки на носу корабля, не сделала ничего. Адриан рванул подкладку куртку, кусочек кремня упал ему в ладонь.
И тогда он услышал голоса.
Вернее, голос был только один, но Адриану, у которого ком встал в горле, со страху почудилось, что их несколько и звучат они в унисон. «Меня раскрыли, — подумал он со смесью ужаса и облегчения. — Длинный Рой что-то заподозрил, я слишком торопился уйти… Или кто-то видел, как я поднялся на корабль. Или Курт очнулся и сейчас меня убьёт…»
— Эй! — Под чьей-то тяжёлой поступью заскрипели доски, недовольный голос звучал отрывисто, пытаясь перекричать крепчавший ветер. — Эй, есть тут кто? Что за дьявольщина!
Адриан стоял возле капитанской каюты, по левому борту, прижавшись спиной к стенке и боясь вздохнуть. Несмотря на ночь и ветер, он узнал этого человека. Это был лорд Бьярд, хозяин корабля, септа клана Одвелл, тот, кто собирался привезти на бертанскую землю мор. Ему стоило сделать несколько шагов — и он увидел бы Адриана, если бы прежде не поскользнулся в разлитом масле и не растянулся на палубе. Как раз там, где стоял сейчас Адриан, оно было особенно щедро разлито, и, будь ночь ясной, вовсю блестело бы в лунном свете, и смрадом бы перешибало дух, если бы не ветер, приносивший с пристани ядрёную портовую вонь…
Если бы, если бы. Если бы это сделал кто-то другой, не Адриан Эвентри, его обнаружили бы и остановили. Но Адриан Эвентри обладал способностью менять. Он умел уничтожать. Он начал понимать это в полной мере именно в тот миг, когда лорд Бьярд, выругавшись снова, стал спускаться с трапа.
Впрочем, вскоре он вернулся, и не один.
Адриан прокрался вдоль стенки каюты к ящикам, сгружённым в кормовой части корабля, и присел там, лихорадочно соображая, что теперь делать. Он мог дождаться, пока лорд Бьярд и его спутник уйдут, и тогда поджечь корабль. Но что, если они просидят тут до утра? Лорд Бьярд выбрал, ничего не скажешь, укромное местечко и урочное время для тайной встречи. К тому же и Курт может оклематься и вернуться на корабль… если он все-таки жив. Теперь Адриан отчаянно жалел, что не проверил этого. С тех пор он всегда проверял.
Лорд Бьярд и второй мужчина спустились в трюм и опустили за собой крышку люка. Адриан подкрался к ней и припал ухом к доскам, но ничего не услышал, только едва различимый монотонный гул — из-за ветра и скрипа корабля голосов было совсем не разобрать. Да и какая, к Мологу, разница, о чём они говорят… Это не решало вопроса о том, что с ними делать…
«Ты знаешь, что делать».
В этот раз было не так, как прежде: она заговорила не изнутри его головы, и не извне… просто эта мысль пришла сама собой, прозвучала голосом Адриана, была сказана Адрианом Адриану. Или Эдом Эфрином — Эду Эфрину… «Ты знаешь, что делать. Раз судьба или Янона привели его сюда — значит, он должен был оказаться здесь. Но не для того, чтобы помешать тебе, иначе бы он уже тебя заметил. Он здесь для другого. Для того, чтобы ты сделал что-то. Посмотри, весь мир вокруг тебя — лишь для того, чтобы ты решил, что с ним сделать».
Он попытался сглотнуть, но не смог. Что-то как будто застряло в горле, что-то огромное, твёрдое, шершавое, оно одновременно душило и жгло. Адриан захрипел, просто чтобы убедиться, что может дышать, и, зажмурившись, замотал головой. Нет. Нет, нет…
«Да. Если ты не подожжёшь корабль сейчас, Бьярд можешь заметить масло, когда будет возвращаться. Или вернётся Курт. В любом случае, Бьярда насторожило отсутствие охраны, он немедленно выяснит причину, не дожидаясь утра, как только закончит разговор со своим дружком. А потом они легко вычислят тебя — ты порядочно наследил, пребывая в уверенности, что всё пойдёт как задумывалось. Так и должно пойти. И Бьярд должен был оказаться здесь. Ведь это же было неизбежно, рассуди сам. Ты собираешься уничтожить корабль, который привезёт в Бертан оспу, но оставляешь жить человека, который построил этот корабль. Что с того? Он построит ещё один. И всё равно поплывёт в Андразию. Это так просто, Адриан, Эд. О чём тут думать? Нет никакого выбора. То, что тебе кажется выбором, — это просто твоя слабость и твой страх. Ты не Том».
— Я не Том, — сказал он вслух, голосом чужим и сиплым, едва слышным сквозь ветер. Он хотел бы быть Томом. Хотел бы просто остаться в стороне. Но он слишком далеко зашёл, слишком много успел натворить, и он чувствовал холодные липкие пальчики Доффи на своём запястье. Дыши. Дыши…
Адриан задышал, тихо и часто. Зубы он стиснул, чтобы они не стучали, — ему чудилось, что этот стук его выдаст. Он нашёл ящик, который мог сдвинуть с места, и, навалившись на него плечом, стал медленно передвигать к крышке трюма, в котором лорд Бьярд вёл тайную встречу с кем-то, кого, без сомнения, потом тоже предал бы, как своего прежнего лорда. Ящик скользил по смазанной маслом палубе почти без усилия и лишь раз грохотнул, вставая на крышку люка. Там в это самое время раздался какой-то шум — лорд Бьярд со своим другом, кажется, ругались или дрались. Адриан отодвинулся от ящика и выпрямился. Он не мог больше ждать, не мог думать. Не о чем думать, раз принял на себя это бремя. «Сделай выбор и держи ответ за него…» Враньё. Выбора нет. Я не Том.
