— Так скажи, — равнодушно проговорила она. В иссушенную покрасневшую кожу впивались острые соломинки, но руки, как всегда, не болели. И внутри было совсем пусто — как всегда.
— Скажу. Только сначала скажи мне ты. Что это было.
— Да так.
Его невнятный вопрос и ее бессмысленный ответ повисли в воздухе. Глэйв постоял, потом сел рядом, мягко утопая в сене. От него хорошо пахло.
«Он красив, — подумала Эллен. — Он нравится мне, и он красив. Он сразу мне понравился. И сейчас он так близко». Она вспомнила глаза насильника на большой дороге, пронзающие ее в тот самый миг, когда его плоть пронзала ее плоть, а нож в руке Рослин — его спину, и судорожно стиснула колени вместе.
— Я думал, ты обычная глупая баба. Что ты простая.
— Я простая.
— Ты что, не чувствуешь боли?
— Только боли от огня. Да, не чувствую.
— Совсем?
— Совсем.
— Но ожоги-то остаются?
— Остаются, но не болят. Главное — грязь не занести. Миледи... Ровена умеет делать снадобья, останавливающие заражение. Завтра я ее попрошу, она мне сделает.
— И давно ты так?..
— Нет.
— Не с рождения?
— Нет.
Темнело уже просто на глазах. Огонек костра, видный сквозь раскрытую дверь, становился все ярче. Под дырявым потолком звенели комары.
— И как это случилось?
— Мне передали весть, что мужчина, которого я любила, пал в бою с тальвардами. И что они надругались над его телом. И забрали его в свой лагерь. В тот момент я держала в руке свечу, с которой тек воск, — хотела подчистить. И вот так я стояла. Потом только заметила, что воск мне всю руку залил. С тех пор я не чувствую боли от огня. Наш придворный лекарь сказал, что это просто необычное последствие горя. И со временем пройдет.
Она сама не знала, почему ответила. Помолчав, Глэйв спросил:
— И когда это было?
— Два года назад.
— И не прошло.
— Еще нет.
— Ты так сильно любила того парня?
— Да, сильно.
— Кем он был?
«Он был не такой, как ты. Он совсем не был похож на тебя. Ты много смеешься — хотя сейчас вот нет, — а он почти никогда не смеялся. Он был очень серьезный. Он хотел очистить мир от скверны. И верил в то, что сможет».
— Он был... человеком великого рода. Мы не смогли быть вместе.
— Но ты же дворянка?
— Мой отец был мелкопоместным лордом.
— И ты ходишь в служанках.
Эллен повернула голову и обнаружила, что уже не может разглядеть в темноте лицо Глэйва. Но почему-то это не встревожило ее — ни это, ни то, что она оказалась в Тальварде, в темном сарае с тальвардским мужчиной. Хуже не будет, подумала она, хуже уже не будет.
Хуже, чем тогда, когда она посмотрела на свою руку и увидела, что ее облепил воск, не будет.
— Госпожа Ровена гораздо знатнее меня.
— Можешь называть ее настоящим именем. Я никому не скажу.
Эллен резко приподнялась на локтях. Прядь волос, выбившаяся из узла, упала ей на лицо Глэйв отвел ее в сторону.
— Что ты...
— Ты похитила калардинскую княжну. И мне очень интересно, зачем тебе это понадобилось.
Спокойствие мигом улетучилось. Эллен села. Теперь их лица были совсем близко.
— Ты ошибаешься...
— Перестань, Эллен. Я давно понял это — еще в самом начале. Мне доводилось видеть лиц княжеской крови, я знаю, как они держатся.
Эллен сглотнула.
— Ты... ты теперь...
— Я теперь просто хочу знать, что тебя подвигло на подобное. Меня удивляет не твоя глупость, а твоя отчаянность. Не могу понять, как ты рассуждала.
— Я ее не похищала. Она сама хотела сбежать.
— Сбежать? В Тальвард? Дочь калардинского короля?
— Она хочет изучать некромантию. Уже давно хочет. Я это всегда знала. Она... Глэйв, она делает очень странные вещи. И всегда делала. Если бы она осталась, случилось бы что-то ужасное. Я не знаю что, но...
— Ужасное случится, если она не вернется, — мрачно сказал Глэйв.
Эллен не рискнула спросить, что он имеет в виду. Сейчас и она, и ее маленькая госпожа были в полной власти этого человека.
— Вот почему я никогда никому не стану присягать, — вдруг со злостью бросил Глэйв, не глядя на нее. — Верность долгу принуждает делать феноменальные глупости.
— Не в верности дело.
— А в чем? Она вздохнула.
— Я пошла с ней, потому что мне... мне тоже надо было оттуда уйти.
— В Тальвард?!
— В Тальвард.
Глэйв посмотрел на нее как на помешанную. Потом его взгляд прояснился, и он медленно проговорил:
— Ты... надеялась, что найдешь здесь его? Твоего мужика? Ты думала, наши некроманты забрали его, чтобы оживить?
Сейчас, в его устах, это звучало невероятно глупо, но — Да, именно об этом она и думала. Два года кряду она днем и ночью думала только об этом как одержимая. Что Рассел где-то там, он жив, он дышит, она может снова прижать свои губы к его губам... и они шевельнутся в ответ. Она знала, что вряд ли дойдет до Тальварда живой и что, даже если это удастся, шанс отыскать Рассела ничтожен... О ничтожности шанса на то, что ее мысли — не бредни обезумевшей от горя вдовы, она думать не хотела.
— Всеблагие небеса, женщина, — проговорил Глэйв. — Твой мужик уже давно хладный труп. В самом лучшем случае из него сделали зомби и держат на цепи в подземелье какого-нибудь из высших некромантов, чтобы он сторожил его магический хлам. Но и то вряд ли, это все бред и сплетни — про зомби, их почти никогда не создают, потому что ими невозможно управлять. Он растерзает тебя на куски, как только увидит... Но более вероятно, что с него просто содрали кожу на плащи. Если он был хорошим воином. Он был хорошим воином?
— Лучшим, — хрипло сказала она. — Самым лучшим.
— Тогда... — Глэйв вдруг осекся. Его ладонь легла ей на шею, но Эллен не отстранилась. — Ты любила наследника? Княжеского сына, брата твоей маленькой ведьмы?
Она не смогла даже кивнуть. Только закрыла глаза, но слезы все равно прорвались на волю: сначала скопились на ресницах, потом закапали вниз, на ее обожженные руки.
Они все правы — она всего лишь глупая женщина. Глупая или безумная, все равно.
— У меня был от него ребенок, — едва слышно сказала она. — То есть... был. Должен был быть. Он родился мертвым... через месяц после его гибели. Я думала... думала, что должна... ему сказать... что...
