Пушечные жерла плюнули огнем еще раз. Государь повернул голову, вытянул шею. Гибнущий корабль он узнал сразу. Только что Николай видел на экране, как «Куин Мэри» спускают со стапеля. Теперь же на палубах линкора бушевал пожар. Раскуроченные орудийные башни молчали.
«Зейдлиц» синхронно повернул орудия. Но выстрелить не успел.
Справа расцвели гирлянды залпа. Студеное море накрыло звуками канонады. Сквозь серую хмарь проступили очертания идущих боевым порядком крейсеров.
«Зейдлиц» содрогнулся. В воздух полетели обломки. Гигантское облако черного дыма уперлось в низкое небо. Мачты крейсера сложились внутрь, форштевень зарылся в волны, ярко-красным огнем вспыхнула корма, и корабль полностью скрылся под водой.
Над пришедшей на помощь эскадрой трепыхались андреевские флаги…
Николай схватился за ворот и часто задышал. Что-то неуловимо изменилось вокруг.
Государь прислушался — кабинет наполняла тишина. Проклятые собаки наконец-то угомонились. Николай снял насквозь мокрый от пота китель и дернул за витой шнур колокольчика.
— Ваше величество? — заглянул в комнату флигель-адъютант.
— Сазонова и Григоровича ко мне, — приказал император. — Немедленно!
Дверь затворилась. Николай вытащил из-под недочитанного томика «The woman in a motor car» лист бумаги и снял золотую крышечку с чернильницы.
«Дорогой Джорджи», — вывел он на бумаге и задумался.
Для этого письма следовало выбрать семейную интонацию. Достучаться до чопорного родственника было нелегко.
Император тщательно зачеркнул написанное и начал заново: «Мой милый кузен!»
* * *
Ответа государь не получил. Балтийский флот весной шестнадцатого года так и не покинул баз. А в самом начале лета Королевский военно-морской флот Великобритании сошелся в холодных водах Скагерракского пролива с Флотом открытого моря кайзера Вильгельма.
Говорили, что победа осталась за англичанами, но верили в это далеко не все. Даже в Британском Адмиралтействе.
Глава первая. Незваный ленч
Англия, графство Глостершир, поместье Уинсли в Эшли, 30 июня 1916 года
Сэр Артур Уинсли-старший не читал газет до завтрака. Перешагнув через шестидесятилетний рубеж, он неожиданно осознал, что начинает получать особое удовольствие от простых радостей жизни, а потому вкушал их основательно и неспешно с методичностью истинного гурмана. И хотя с тысяча девятьсот четырнадцатого блюда от шеф-поваров столичной прессы не раз портили ему аппетит, их поглощение было подчинено неизменной упорядоченности: свежайшие яйца-пашот от «Морнинг пост», диетическая консервативная овсянка «Дейли телеграф» и в завершение — классический чай от «Таймс» с его сливками и джемом светских новостей.
Из поданных сегодня к столу лондонских известий интереса заслуживало лишь одно. Выдержанные в траурных тонах подробности гибели военного министра Великобритании фельдмаршала Горация Китченера.
История со взрывом крейсера «Хемпшир» шестого июня сразу привлекла внимание сэра Уинсли. Несколько строчек скупо сообщали британцам: «Хемпшир» затонул в прямой видимости скалистого берега, у команды практически не оставалось шансов на спасение: сильная волна вынудила корабли сопровождения повернуть назад. В живых остались двенадцать моряков, которые доставлены для дачи показаний, завершала статья «Дейли телеграф» от седьмого июля. «Морнинг» и «Таймс» были и того лаконичней.
Почти три недели спустя «Дейли» разродилась подробностями: водолазы осмотрели корабль и обнаружили значительные повреждения корпуса ниже ватерлинии. Двадцатидюймовая броня взрезана подводным взрывом.
Перевернув последнюю страницу, Уинсли зацепился взглядом за короткую заметку. Несмотря на ходатайства о снисхождении к сэру Роджеру Дэвиду Кейсменту, апелляция по смертному приговору отклонена. «Акт об измене» признан применимым, создатель военной организации «Ирландские добровольцы» будет лишен рыцарства и повешен за саботаж и шпионаж против британской короны.
Уинсли нахмурился. Двадцать четвертого апреля случилось немыслимое. В светлый праздник Воскресения Христова ирландцы вышли на улицы Дублина и провозгласили Ирландскую республику.
Пользуясь имеющимся влиянием и давними знакомствами, сэр Уинсли задал несколько наводящих вопросов в секретной службе. Там ему подтвердили — пьяный бунт может затянуться и шагнуть дальше предместий Дублина. Посоветовали избегать светских сборищ и крупных мероприятий, а еще лучше — на время покинуть Лондон, перебраться в поместье и выдать прислуге оружие.
Уинсли спешно уехал в Эшли и принялся выуживать информацию из газет. Невнятное чувство скрытой угрозы было сродни голоду, ворочалось и ныло где-то в районе желудка. Лишало покоя. Сосало под ложечкой. Изматывало.
Три месяца назад газетные статьи расставили все на свои места в деле Пасхального восстания, и ощущение недосказанности и потаенной угрозы прошло. Сегодня оно вернулось. Вместе с подробностями о гибели крейсера «Хемпшир».
Уинсли отодвинул газету, как пустую тарелку. Вторая статья о гибели фельдмаршала Китченера оставила дурное послевкусие — еще больше, чем первая. Захотелось перебить неприятный душок — сэр Уинсли кончиками пальцев подтянул к себе блюдо с корреспонденцией.
Писем было два. Первое заставило Уинсли-старшего непроизвольно скривиться. На лимонно-желтом конверте он сразу распознал почерк внука. Малыш Артур отчего-то до сих пор думал, что деду интересны его фронтовые будни, но тот запихнул нераспечатанный конверт в ящик стола. Старина Хоуп прочтет его позже и доложит хозяину, если у мальчишки и впрямь случилось что-то интересное. Второе письмо отливало кремовой начинкой десерта. Отправителем значилось Британское общество любителей крикета.
Сэр Уинсли снял с подставки письменного прибора нож для бумаг и неспешно вскрыл конверт. Пропустив витиеватую преамбулу, он перешел к сути. Общество любителей крикета приглашало его в Глостер на торжественную поминальную трапезу в честь годовщины смерти Уильяма Гилберта Грейса. Отдать дань его светлой памяти, а что вернее — пару сотен фунтов на развитие этого благородного спорта. Уинсли пробежался по списку приглашенных, отметив не без удовольствия десяток членов парламента и высших чинов военного министерства, и отложил письмо.
При всем уважении к почившему легендарному подающему ехать Уинсли не хотелось — слишком живо еще звучал голос агента секретной службы, напоминающий об ирландской угрозе: «Попомните мои слова, сэр! Эти бунтовщики еще попортят нам крови. Им не хватает не только винтовок, но и чести. Динамит и бомбы могут стать их главным оружием!»
Уинсли решил принести соболезнования вдове Вилли Грейса лично, а чек отправить по почте, приложив его к письму с вежливым отказом, ссылаясь на простуду, которая в такую погоду никого бы не удивила.
Мысли о погоде заставили сэра Уинсли поежиться. Сегодняшнее утро опять выдалось хмурым, от окна тянуло сыростью, и во время чтения Уинсли кутался в плед, ожидая, пока разгорится камин. Глядя на языки пламени, он не заметил, как погрузился в раздумья.
