Книга Революция 2. Книга 2. Начало, страница 21. Автор книги Александр Сальников

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Революция 2. Книга 2. Начало»

Cтраница 21

Рождественский еще раз пожалел, что не взял с собой револьвера. Что было духу он бросился следом, но никак не мог догнать проворных туземцев. Насколько хватало глаз, улица пустовала. Ни Керенского, ни его преследователей видно не было. Дома здесь липли друг к другу, и подполковник едва не пролетел мимо чернеющей пустотой подворотни. Он остановился, переводя дух, и прислушался. Так и есть: в глубине узкого проема слышался шум возни.

Оставленный настороже душегуб не успел подать сигнала подельникам — короткий прямой в кадык, и он безмолвно повалился.

Перед Рождественским открылась залитая лунным светом картина. Керенского прижали к глинобитной стене двое бандитов. Один шарил по его карманам, второй держал у горла длинный и загибающийся к кончику нож.

— Руки уберите, шакалы, — прорычал подполковник на тюркском, чувствуя, как позабытый уже боевой азарт кипятит кровь и бьет в голову.

Сарт, что пониже ростом, резко обернулся. Выдернул руку из кармана Керенского и запустил ее за пазуху своего халата. Дожидаться его дальнейших действий Рождественский не стал. Одним прыжком он покрыл расстояние меж ними и ударил ногой, метя в колено. Там хрустнуло, и под вопль грабителя подполковник быстро огляделся.

Все, что он успел заметить, — отблеск луны на летящей в живот стали. Тело автоматически развернулось боком, будто снова оказалось на татами в зале Петербургской полицейской школы. Руки сами сделали свое дело. Левая ладонь сжала лезвие и потянула его дальше по движению. Правая — ударила вверх, под челюсть нападавшему. Роняя остроносые галоши, душегуб опрокинулся навзничь, крепко приложившись о землю головой.

По инерции Рождественский надавил коленом на грудь и замахнулся, метя острием ножа в горло, но его крепко схватили за руку.

— Не берите греха на душу, капитан, — голос Керенского дрожал. — Уйдемте отсюда скорее.

Подполковник отшвырнул нож и встал на ноги. Низкорослый сарт выл у стены, обхватив сломанное колено.

— У вас кровь. — Керенский протянул подполковнику галстук.

Рождественский молча обернул им рану на руке.

— Да идемте же! — прошептал Александр Федорович. — Не ровен час, жандармы появятся!

Рождественский, чувствуя, как слабеет оставленное адреналином тело, повиновался.

Остаток пути они прошли молча. Уже у калитки перед домом Керенский остановился и внимательно посмотрел в глаза подполковнику:

— Сергей Петрович, а как вы, — Рождественский уже приготовился отвечать что-то про папиросы, но вопрос закончился неожиданно, — как вы это сделали? Там, в переулке? Это какая-то борьба?

— Японская, — улыбнулся подполковник и облегченно вздохнул. Объяснять, что он делал на той улице в столь поздний час, не хотелось. — Джиу-джитсу. Увлекался в молодости чтением Гарри Гонкока.

— Не слышал о таком, — признался Керенский. — Удивительная вещь.

— Я бы хотел, — сказал Рождественский, — чтобы это происшествие осталось между нами.

— Как вам будет угодно, — кивнул Александр Федорович. И, прежде чем открыть дверь, добавил: — Спасибо вам, капитан. Теперь я ваш вечный должник.

Глава пятая. Охотник за вольными каменщиками

Российская империя, Петроград, октябрь 1916 года


С начала войны Соломон Розенблюм ощущал себя «спящим» агентом.

Первые тревожные изменения начались в тринадцатом. Тогда ему перестали выплачивать ежемесячное жалование. Капитан Джон Скэйл из Интеллидженс Сервис принес извинения, но сообщил — отныне деньги будут поступать только за свежую информацию о нефтяных интересах Российской империи в Персии. А какие могут быть новости с Востока, когда в Европе заварилась такая каша?

Наблюдая, как тает сумма на его банковском счете, Шломо горевал с полгода. А потом честно признался связному — Иран интересует Россию теперь меньше, чем Балканы.

Казалось бы, пора собрать вещички и сменить сырой Петроград на не менее сырой Лондон. Но отзыв так и не приходил. Когда же Соломон озвучил резонный вопрос в британском консульстве, ему объяснили, что его величество еще заинтересован в усердной работе внештатного сотрудника секретной службы Сиднея Райли по месту его дислокации. Велели ожидать новых инструкций.

Ожидать их было голодно. Война разорила Шломо, а британская разведка все не спешила «будить» агента Сиднея Райли.

Декабрь пятнадцатого выдался холодным. Петроград казался Шломо вмерзшим в лед пароходом. Трубы его едва чадили. Палубы заносило белой ледяной крупой. Команда забилась в трюм и молила о спасении или скорой смерти. Вокруг царило уныние и отчаяние.

В один из таких тоскливых дней на Невском проспекте Соломон повстречал Уточкина. Полуголодный и плохо одетый Сергей Исаевич поразил его диким и больным взглядом. Едва узнав Соломона, он тут же попросился сыграть с ним в бильярд по рублю за шар. Когда Шломо отказал, сославшись на спешку, бывший авиатор расплакался. Смахивая с ресниц замерзающие слезы, Уточкин признался, что не ел уже три дня и с трудом стоит на ногах.

Соломон долго отпаивал его водкой и горячим чаем в ближайшем трактире. Величайший спортсмен и сорвиголова, участник перелета из Санкт-Петербурга в Москву, первым поднявший моноплан с Комендантского аэродрома, хлебал жидкие щи и нес откровенную чушь. Сверкая безумными глазами и заикаясь, Уточкин рассказывал Шломо, что повстречал во время прогулки императора и тот пригласил его — великого русского авиатора — в гости: обсудить перспективы воздушного флота. Что завтра, ну или уж послезавтра — наверняка, когда спадет жар, Сергей Исаевич отправится в Зимний дворец на утренний кофий к царю.

Розенблюм смотрел на этого некогда блестящего, глубокого и светлого человека, и сердце его наполнялось горечью. Уточкин был окончательно и бесповоротно безумен.

Конечно, к императору бывший авиатор не попал. Его снова вернули в психиатрическую больницу св. Николая Чудотворца. Сбежать оттуда еще раз Уточкину было уже не суждено. «Забытый всеми, — прочел Соломон чуть позже в «Петроградской газете», — недавний герой толпы скончался под новый, одна тысяча девятьсот шестнадцатый год от кровоизлияния в легкие».

История с безумным авиатором произвела на Шломо сильное впечатление. Пересчитав оставшиеся фунты, он решил покинуть фешенебельный номер «Англетера» и переехать в Апраксин переулок — в небольшую каморку своего антикварного магазина.

Раньше Соломон использовал ее в качестве маленького персонального музея, хранящего экспонаты его наполеоновской коллекции. Теперь же небольшая комната в три на четыре метра стала ему еще и спальней, гардеробной и кабинетом.

Единственный оставшийся у него бизнес шел плохо. Антикварные диковинки стали не нужны в холодном и голодном Петрограде. Мука и керосин набирали цену. За два месяца хлеб прыгнул с двух с полтиной рублей за пуд аж до двадцати пяти.

Окруженный золоченым оружием, фарфором, книгами и гравюрами, Шломо кутался в плед и грел руки над дрожащим пламенем примуса. Его тусклый свет, заменяющий дорогое электричество, призрачно колебался и выхватывал из холодного сумрака комнаты вещи, которых касались пальцы великого Бонапарте. Корсиканского лейтенанта от артиллерии, ставшего императором. Предметы, на поиски которых Розенблюм потратил гору наличных и двадцать лет жизни.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация