«Поганый злый» – типичный эпический эпитет (ср. «поганый злой Калин царь»). И появление словосочетания «поганый злый Дедрик» говорит о существовании славянской эпической традиции, единой у русских и вильтинов, в которой Дедрик-Тидрек был антигероем (ср. Дедер – нечистый, дьявол. // Даль В.М. Толковый словарь живаго великорусскаго языка. Слово могло образоваться из «Дедрик», при восприятии двух последних букв, как уменьшительного суффикса – так же в свое время образовалось слово «зонт» из «зонтик», от голландского «зондек»), и о бытовании эпических преданий о временах Великого переселения народов в Новгороде, то есть в земле, где сохранились былины. Только таким образом можно объяснить фразу из Новгородской летописи.
Далее, несколько удивляет география Руси в «Тидрек саге». Удивительнее всего в ней то, что она скорее характерна для скандинавских саг, чем для былин. Конечно, Смоленск – точнее, Смолягин – в былинах упоминается, но достаточно редко. Полностью отсутствует в них Полоцк. Что до Новгорода, то в былинах Владимирова цикла он вовсе не упоминается. В саге же основными городами Руси являются Smalisku, Kiu ok Palltaeskiu, Smalunzkiu oc Pulltiskiu, а столицей Holmgard или Nogard. Киев едва упомянут, а столь популярный в былинах Чернигов совершенно отсутствует. Проще говоря, «русская» топонимика саги – это топонимика северной Руси эпохи викингов, а не былин. И такие изменения могли произойти лишь в том случае, если сага имела хождение до начала эпохи викингов. Иначе вместе с героями в сагу попали бы и былинные топонимы.
Однако география Руси в саге и ее топонимика – не одно и то же. В то время как названия городов отправляют нас в Восточную Европу, герои саги путешествуют по Европе Средней. Русь оказывается ближайшим соседом Паннонских владений Аттилы (Гуналанда), Северной Италии, и, с другой стороны, Польши (Пулиналанда) и земли лютичей-вилькинов (Вильтиналанда). Географический пролог саги прямо локализует Русь между Швабией, Венгрией (Гуналанд) и землями полабских славян, в т. ч. лютичей – Виндландом: «Сага эта начинается с Апулии и идет к северу по Лангобардии и Венеции в Швабию, Венгрию, Россию , Виндланд, Данию и Швецию».
Могли ли немцы или скандинавы, постоянно общавшиеся с новгородцами, так ошибиться в географическом расположении Руси? Очевидно, нет.
Что самое поразительное, такое расположение Руси имеет отражение и в былинах.
Глава 6 Днепр, Ефрат и Дунай: три слоя былинной географии
В былинной географии Руси (имеются в виду былины киевского цикла) существует как бы три слоя. Первый, наиболее очевидный и рассматривавшийся большинством исследователей, это география хорошо известной Киевской Руси IХ – Х веков. Это Киев, Чернигов, Смоленск, Ростов, Муром, Суздаль. Правда, три последних города лишь упоминаются, а Смоленск, в форме Смолягин, без особого вреда для сюжета подменяет собою Чернигов. Сам Чернигов как-то неотчетлив. Он то появляется как некий неотделимый от Киева город-близнец («Киевым всем, Черниговым»), то предстает неким самодостаточным политически и даже где-то оппозиционным Киеву городом. В ряде вариантов правителями Чернигова названы Ставр, посаженный Владимиром «во погреба глубокие» и погубленный тем же Владимиром Данила Ловчанин. «Владыка черниговский» на Киевском пиру при возникновении конфликтной ситуации между киевлянами и чужаком (Алешей в былине «Алеша Попович и Тугарин Змеевич», Дюком Степановичем в одноименной былине, Иваном, гостиным сыном, в одноименной былине), неизменно поддерживает последнего. Наконец, последний образ Чернигова – это чужеземный, едва ли даже русский город, управляемый князем, царем или даже «королем (!) Черниговским» («Иван Годинович»). На княжеский трон иногда зовут Илью Муравленина «мужички-черниговцы», вовсе не считающие, по-видимому, себя подданными Владимира.
Упоминается также, не очень твердо, Орда и Литва, являющиеся едва ли не нарицательными именами чужой страны или даже просто страны, края («ты какой орды, да какой литвы?»).
Этот слой топонимики можно назвать историческим , или восточноевропейским . Его существование легко объясняется бытованием эпоса в Русском государстве Х и последующих веков, однако неуверенное обращение с названиями городов наводит на мысль, что речь идет не о складывании, а именно о бытовании эпоса в этих исторических условиях.
Второй слой – названия библейского происхождения: земля Задонская (Сидонская), горы Араратские или даже Аравийские, Фавор-гора, земля Ханаанская, Офрак или Сафат (Ефрат) река, гости вавилоняне и так далее. Происхождение этих топонимов также объясняется довольно легко. Не следует забывать, что былины считались божьим даром, что их, в отличие от обычных песен, не грешно было петь и в Великий пост, а кое-где их и вовсе исполняли исключительно по «святым дням», когда они должны были восприниматься в одном ряду со словами церковных служб. Суровое установление А.М. Крюковой – «проклят будет тот, кто позволит себе прибавить или убавить что-нибудь в содержании старин» – поразительно напоминает библейские заповеди «не прибавляйте к тому, что я говорю вам, и не убавляйте от того» (Втор. 4, 2), «все, что я заповедаю вам, старайтесь исполнять; не прибавляйте к тому и не убавляйте от того» (Втор. 12, 32), и, наконец, «и я также свидетельствую всякому, слышащему слова книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимает что от слов книги пророчества сего, у того отнимет бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, о чем написано в книге сей» (Откр. 22, 18–19). Слова Откровения наверняка были известны в среде старообрядцев Русского Севера с их предельно обостренным вниманием к апокалиптической тематике. С другой стороны, чуть ли не дословно подобные императивы об отношении сказителя к эпическому тексту отразились в преданиях бурят, где трудно предположить библейское влияние. Однако вне зависимости от происхождения слов А.М. Крюковой, очевидно, что к текстам былин относились на Севере, как к священным; в то же время по крайней мере последние несколько столетий «священное» для русских крестьян, особенно на Севере, среди старообрядцев, обозначало «библейское». В таком контексте библейские легенды – непосредственно, или, скорее, через посредство духовного стиха – и русские былины воспринимались как нечто равноценное, по божественному происхождению и по сакральному значению. И те же старообрядческие сказители, вопреки ими же провозглашенному суровому запрету, нечувствительно «прибавили» к эпосу названия рек, гор, стран и городов из «Святого Писания» и христианских легенд. Необходимо помнить, что для них это было абсолютно естественно. Тексты былин и духовных стихов на библейские темы были в их глазах однородны, отражали однопорядковые события, происходившие в едином сакрально-эпическом пространстве-времени. Библейские названия в былинах подобны православным крестам, которые высекали на издревле чтимых валунах продолжавшие это почитание крещеные потомки язычников. Этот пласт былинной топонимики можно назвать сакральным или библейским .
Однако кроме этих двух слоев топонимов существует третий, не столь очевидный и укладывающийся в стройную, непротиворечивую систему. Прежде всего это относится к иным землям – в том случае, если их имена не заслонило еще позднейшее «Орда», «Литва», «Царство Задонское» или «Земля Ханаанская». Но вырисовывающаяся картина удивительна. Русские богатыри совершенно свободно ездят в землю Ляховецкую или Поморянскую (иногда «царство Поморское» с «престольным городом» (Былины. 1998. С. 41). Достаточно ясно, что речь не о родном для певцов Поморье, никогда не бывшем самостоятельной страной, а о западнославянском племенном союзе Поморян (Нидерле Л. Славянские древности. С. 124–126.) Особенно ясно это выражено в отэтнонимном былинном топониме «земля Поморянская», или «царство Поморянское». Гости из Ляховецкой земли (тот же Ставр в ряде вариантов) спокойно пребывают на пиру у князя Владимира. В Ляховицкой (или, опять-таки, Поморянской) земле обретают невест Владимир, Дунай, Добрыня и Святогор. Более того, в былине «Королевичи из Крякова» (Кряков – Краков на верхней Висле, что подтверждается и текстами других былин, где Кряков столица Ляховецкой земли) польского королевича называют «богатырем святорусским», сам он собирается поехать «ко славному городу ко Киеву, ко ласковому князю ко Владимиру» и говорит, что «слыхал… поговорю на святой Руси».
