Вендельские воины в шлемах а-ля Сварожич
Есть и ещё один след общения скандинавов со славянами в довольно раннее время.
Среди перечня представителей шведско-норвежского королевского рода Инглингов встречается достаточно любопытное имя, а именно — Висбур.
Комментаторы этого отрезка (А. Я. Гуревич, А. А. Хлевов) никак не комментируют это имя, сосредотачиваясь на судьбе носившего его конунга. Между тем само это имя несет некоторую историческую информацию.
Дело в том, что для скандинавского именослова имя Висбур совершенно чужеродно. У норманнов эпохи викингов оно более не встречается, ни целиком, ни его составляющие.
Если мы обратимся к собственно тексту саги об Инглингах, то узнаем, что матерью Висбура была иноземка, финнка Дрива, дочь Сньяра Старого, конунга финнов. Однако вся эта история не может восприниматься на веру. Дело в том, что имена «финнов» в рассказе о Висбуре — мать Висбура, её отец, их придворная колдунья Хульд — не финнские, а скандинавские, и не имена, а значащие прозвища — Дрива — Метель, Сньяр — снег, Хульд — холод. Таким образом, Висбур оказывается чуть ли не сыном Снегурочки и внуком Деда Мороза.
Кажется ясным, что вся эта история сочинена если не записавшим сагу Снорри Стурлусоном, то пересказчиками саги до него. («Автор несомненно принимал „Перечень Инглингов“ за вполне правдивый источник. Тем не менее он, по-видимому, считал себя вправе развивать сведения, сообщаемые Тьодольвом о том или ином событии, в обстоятельный рассказ о том, что, по мнению рассказчика, должно было привести к данному событию, психологически его обосновывая и принимая правдоподобие придуманного им за фактическую правду» — пишет про Снорри Стурлусона ученый-комментатор.) Достоверно в ней только иноземное происхождение Висбура.
Долго искать края, откуда, собственно, на деле была мать Висбура, не приходится. Если имя Висбур за исключением этого случая, в скандинавских источниках действительно не встречается, то составляющие все же мелькают: первая часть в имени Виссавальд, вторая в именах Бурислеиф, Реттибур, Унибур. Все эти имена, хоть и встречаются в норвежских и исландских сагах, не скандинавские. Носитель первого — претендент на руку норвежской королевы «из Гардарики», т. е. из Руси, обычно в этом имени видят обработку славянского Всеволод. Второй, Бурислейф — Борислав, Борис — так же уроженец Гардарики, брат и соперник Ярислейфа-Ярослава Мудрого из саги об Эймунде. Реттибур — «конунг вендов», Унибур — его полководец. Эти имена обычно воспроизводят, как Ратибор и Унебор.
Таким образом, допустимо предположить, что древненорвежского конунга на деле звали Всебор (имя, бытовавшее у западных славян еще в XVII веке), или же, *Вышебор (схожее изменение произошло при германизации славянского названия Висмара — Вышемира)
[12]
. Ничего сверхъестественного в появлении в именослове скандинавских конунгов славянского имени нет, в конце концов, ещё Иордан в VI веке отмечал, «насколько в обычае у племен перенимать по большей части имена: у римлян — македонские, у греков — римские, у сарматов — германские. Готы же по преимуществу заимствуют имена гуннские». Однако интересен сам факт контактов скандинавов со славянами (по всей видимости, балтийскими), притом контактов, во-первых, очень ранних. Во всяком случае, в «Перечне Инглингов» скальда Тьодольва Висбур фигурирует, как предок Олава Альва, чьё существование в эпоху Великого переселения народов засвидетельствовано археологически. Во-вторых, контакты скандинавов и балтийских славян-вендов, как представляется, были вполне равноправными, иначе именем чужеземца, наверное, не назвали бы будущего правителя страны. Для этого нужно было, чтобы имя считалось у скандинавов достойным вождя, а значит, и народ, у которого позаимствовали имя, должен считаться самое меньшее ровней.
Естественно, в отличие от норманнистов, делающих глобальные выводы из возможной скандинавской этимологии нескольких имен русских князей, мы не станем, исходя из очевидной славянской этимологии имени древненорвежского конунга, говорить о славянском происхождении династии. Но сам факт наличия славянского имени в перечне правителей шведов служит дополнительным доказательством раннего и, по всей вероятности, значительного присутствия славян на Балтике.
Есть ещё одно упоминание о балтийских славянах не в эпосе или легендах, а во вполне серьезных исторических документах. В конце VI — начале VII века писатель и ученый из Восточной Римской империи, Феофилакт Симокатта, рассказал на страницах своей «Истории» о таком странном случае:
«На другой день трое людей из племени славян, не имеющих никакого железного оружия или каких-либо военных приспособлений, были взяты в плен телохранителями императора. С ними были только кифары, и ничего другого они не несли с собой. Император (Маврикий Стратег, известный, кстати, трактатом о способах ведения войны с соседями Восточного Рима, в том числе славянами и антами. — Л. П.) стал их расспрашивать, какого они племени, где назначено судьбой им жить и по какой причине они находятся в ро-мейских пределах. Они отвечали, что по племени они славяне, что живут на краю западного Океана (и снова под океаном надо понимать Балтику. — Л. П.), что каган (аварский, контролировавший тогда почти всю Среднюю Европу. — Л. П.) отправил к ним послов с тем, чтобы собрать военную силу, и прислал почетные дары их племенным владыкам. Дары они приняли, но в союзной помощи ему отказали, настойчиво указывая на то, что их затрудняет дальность расстояния. А их отправили к кагану в качестве заложников, как бы в доказательство того, что это путешествие длится пятнадцать месяцев. Но каган, забыв все законы по отношению к послам, решил чинить им всякие затруднения при возвращении. Они слыхали, говорили они, что ромейский народ и по богатству, и по человеколюбию является, так сказать, наиславнейшим; поэтому, обманув [кагана], они выбрали удобный момент и удалились во Фракию. Кифары они носят потому, что не привыкли облекать свои тела в железное оружие — их страна не знает железа, и потому мирно и без мятежей проходит у них жизнь, что они играют на лирах, ибо не обучены трубить в трубы. Тем, для кого война является вещью неведомой, естественно, говорили они, более усиленно предаваться музыкальным занятиям. Выслушав их рассказы, император пришел в восхищение от их племени, и самих этих варваров, попавших в его руки, он удостоил милостивого приема и угощения. Удивляясь величине их тел и красоте членов, он направил их в Гераклею».
История это подала повод к самым разным толкам. Одни решили, и всерьез, что славяне к тому времени ещё не вышли из каменного века. Причем о таком писали не немцы-славянофобы, о таком зачастую писали сами славяне. Например, Юзеф Крашевский в своем романе «Старинное предание», по которому недавно Ежи Гофман снял фильм «Когда солнце было богом», живописал ушлого торгаша-немца, продающего наивным славянам металлические вещи, якобы созданные волшебными карликами-гномами, и старейшину Виша, берегущего на почетном месте прадедовские каменные секиры и ворчащему на новомодные железные игрушки. Другие, особенно славянофилы, нашли лишний повод порассуждать о том самом «кротком и миролюбивом» характере славян. Третьи заподозрили в речах славян хитрость разведчиков (писатель Финж-гар в книге «Под солнцем Свободы», скажем). Но вряд ли славяне могли надеяться провести такой детской сказкой опытнейших интриганов из Восточного Рима. Наконец, выдвигалась версия, что славяне ничего такого не говорили, а Феофилакт попросту воспроизвел утопический образ «благородных дикарей», живущих в счастливом золотом веке. Ну, с эдаким подходом можно вообще разобрать на «цитаты» и «мотивы» всю историю, не оставив от нее живого места. Кому-то это, может, и понравится — но не мне, читатель. Думаю, и не Вам, раз уж Вы взяли в руки эту книгу.
