Более того, следы языческих обрядов и идолы найдены археологами во многих городах и весях крещёной Руси.
Так, в 1964 году найдены остатки жертвоприношения коня на усадьбе у Ильинской улицы Новгорода. Район этот начал застраиваться лишь с конца XI века, то есть жертву приносили уже в крещёном городе. И такие находки остаются обычным делом вплоть до начала XIII века.
Несколько дольше существовали домашние идолы, в том же Новгороде встречающиеся ещё в слоях XIV века. Многие из них поражают тонкостью работы. Почему-то их принято называть "домовыми", хотя с тем же успехом они могут изображать и кого-то из великих Богов — как, скажем, в христианстве маленький, грубо сделанный образок вовсе не обязательно мог изображать второстепенного святого — с тем же успехом он мог быть изображением самого Христа.
Кроме того, хотя вера в домовых и их почитание успешно дожили до начала XX века, этнографам ни разу не случалось видеть, чтоб домашних духов изображали в дереве. В сельской местности подобные изваяния (леших, "куриных богов" и т.п., но опять-таки не домовых) почитались ещё в XVIII, а то и в XX веке, так что, строго говоря, являясь несомненными остатками язычества, они не обязательно свидетельствуют о полном и сознательном язычестве своего владельца.
Однако то, что они почти исчезли из городского обихода примерно в то же время, когда перестали совершаться в городах жертвоприношения, когда угасли жертвенники капищ, а в иных землях — погребальные костры, всё же наводит на размышления.
Количество свидетельств существования язычников на Руси XII века не осталось незамеченным исследователями. Именно к этому столетию относились поучения против язычества и языческие сюжеты на украшениях, лишь в следующем, XIII веке, сменившиеся изображениями Христа и апостолов (что молчаливо свидетельствует о религиозном значении предшествовавших им изображений растительных символов, волшебных птиц с девичьими головками, грифонов, ритуальных питьевых рогов).
На обрядовых браслетах — очень недешёвых, что обличает их принадлежность отнюдь не тёмным селянам! — изображены всё те же волшебные существа, крылатые птице-псы, обыкновенно, с лёгкой руки Б.А. Рыбакова, именуемые Семарглами
[51]
, гусляры, пирующие с питьевыми рогами, многоликие идолы.
Даже в церковном узорочье в XII веке вопреки строгим византийским формам начинает расцветать мир языческих премудростей, с теми же волшебными деревами и птицами, со странными зверями, с героями не дошедших до нас сказаний, многоликими, как языческие кумиры, капителями колонн Владимирских соборов.
Волки, повернувшие головы к процветшим хвостам, — на более поздних русских вышивках таких зверей называли "оборотнями". Такой же оборотень изображён на браслете — причём там он изображён, помимо прочего, в объятиях женщины.
Обычный сюжет обрядовой поэзии Зелёных Святок, Троицкой недели, когда в песнях описывается соединение женщины с "волчком" на вспаханном поле ради плодородия земли. В некоторых изображениях на стенах этих соборов (Димитровского во Владимире, Георгиевского монастыря в Юрьеве-Польском и пр.) исследователи опознают языческих Богов — Даждьбога, возносящегося в небо на грифонах, Велеса.
Быть может, это и не вполне надёжные отождествления — но ничего сверхъестественного в том, что с христианских храмов смотрят языческие Боги, нет. Скандинавские Боги-асы изображены не только в церквях родной Скандинавии, но и в христианских храмах Германии, Англии и даже… Испании.
Стоит вспомнить, что за сто лет до того, во времена Ярослава, в Киевской Софии надписи на изображениях святых делались на греческом языке. Настолько в те времена христианство воспринималось на Руси как чужая, нерусская вера!
Даже изображение княгини Ольги снабжено подписью греческими буквами — "Елга". Именно так передаёт имя княгини византийский император, к которому ездила в гости крещёная княгиня, — Константин Рождённый в Пурпуре. А тут — оборотни и языческие Боги…
Это явление уже получило в науке название "языческого Ренессанса", хотя объяснения ему и не дано. На самом деле всё вполне очевидно. Во-первых, как мы уже говорили, христианская церковь, оказавшись лицом к лицу с язычеством, принуждена была перейти к "поучениям" и попыткам завлечь язычников в свои храмы с помощью знакомых язычникам символов.
Во-вторых, в честном диалоге способности церкви оказались, по всей видимости, слабее, чем в проповедях "огнём и мечом", и ей пришлось потесниться, поступиться многим из уже завоёванного.
Игорь Яковлевич Фроянов, великий русский учёный и патриот, которому я обязан немалой долей приведенных в этой книге примеров жизнеспособности и стойкости Русской Веры после насильственного крещения, так подытожил исследование духовной жизни Руси в домонгольские времена: "Если поставить вопрос, что в большей степени определяло мировоззрение древнерусского общества — язычество или христианство, то можно, не боясь преувеличений, сказать: язычество. Данный ответ обусловлен существованием на Руси XI-XII столетий оязыченного христианства, то есть "двоеверия", с одной стороны, и чистого язычества — с другой".
Кроме всего прочего, уже, в-третьих, не надо забывать, что тогда же, в XII веке, пали последние святыни языческого Поморья Варяжского под натиском христианских крестоносцев. Были уничтожены Аркона, Ретра-Радигощ.
Очень могло быть, что многие жрецы и простые язычники искали спасения на Востоке, у братьев по крови и языку, что усиливало позиции местных язычников. В летописях сообщается, что смоленский князь Ростислав Мстиславич в 1148 году преподнёс своему брату, киевскому князю Изяславу, дары "от варяг".
Как раз за год до того на многострадальное "Поморье Варяжское" обрушился очередной крестовый поход. Видимо, и дары происходили от спасавшихся в Смоленских землях беженцев. Кстати, внешнее узорочье тех же белокаменных соборов Владимирского княжества подозрительно напоминает описания внешнего убранства языческих храмов вендов-варягов, оставленные немецкими миссионерами.
Во всяком случае, когда пишущий эти строки обходил кругом оплетённую дивной резьбой шкатулку Дмитровского собора во Владимирском сквере и глядел на белокаменное, зарозовевшее в зимней заре узорочье, на ум приходили следующие строки:
"В городе Щетине находилось четыре храма; но один из них, бывший главнейшим, выделялся украшениями и удивительной искусностью постройки; он имел скульптурные украшения как снаружи, так и внутри. Изображения людей, птиц и животных были сделаны так естественно, что казалось, будто они живут и дышат".
Так сказано в "Жизнеописании Оттона Бамбергского" про храмы славянского Поморья. Но то же мог сказать путешественник и про белокаменные чудеса Русского Залесья. В том же XII веке, точнее, в 1116 году, выстроена крепость Новгородского детинца, по утверждениям археологов, не имеющая подобий в Приднепровье — но полностью совпадающая по способу сооружения укреплений с твердынями варяжской Прибалтики.
