– Что это за земля? – спросил Волькша у Хрольфа.
Сторешеппарь хотел было честно сознаться, что не знает, но слова застряли в его горле, изодранном утренними криками. Он морщился и тер свой кадык, унимая боль в глотке, но тут ему на помощь пришел Скаллагримсон:
– Это Альбион. Земли англов и саксов. Если плыть вдоль них на северо-запад, то можно приплыть во владения бриттов, а еще дальше начнется Скоттия. Одинберг.
– А где же земли франков? – спросил Волкан. – Где Овсяный залив?
– Они должны быть на юго-востоке. Остров Альбион отделен от земель франков проливом. Драккар может переплыть его туда и обратно за полдня. Говорят, что в хорошую погоду с холма на Альбионе видны поля на другом берегу пролива.
Волькша пристально вгляделся в юго-восточную часть горизонта, но не смог различить никаких признаков франкского берега.
– Ты уверен в том, что это Альбион? – уточнил Годинович и встретил недобрый взгляд копейщика. Эгиля никак нельзя было назвать болтуном. В иные дни из него невозможно было вытянуть и пары слов. Ныне же он добровольно решил поведать венеду о том, что знал про Альбионский пролив, а тот взял и заподозрил его в пустословии.
– Извини, Эгиль, – поспешил Волькша загладить свою оплошность.
Но долго извиняться ему не пришлось. Едва завидев берег, данны вспомнили об утреннем споре. На их драккарах раздались мерные удары в щиты, и ладьи ярла Хедебю начали убегать прочь от свейской ватаги. Расстояние в три полета стрелы отделило их за считаные мгновения.
Хрольф в ужасе спохватился, но даже страх перед позором не вернул ему голос. Он дернул Волькшу за плечо, жестами прося его сделать хоть что-нибудь. Тот сразу сообразил, что происходит, но драть глотку не стал, а молча указал Гастингу на его охотничий рог. Через мгновение над свейской ватагой раздался долгий высокий вой – «все быстро вперед».
Однако до берега было не так далеко, чтобы отыграть отставание. Только Молния, оправдывая свое имя, неслась вслед даннам. Манскапы на прочих драккарах тоже наддали, но там в загребных не было рыжего Бьёрна, в руках которого четырехсаженное весло гнулось в дугу с каждым гребком.
Оставалось только догадываться, кто измыслил эту проделку, но когда передовой драккар шёрёвернов Бирки поравнялся с ладьями Кнуба, до берега оставалось рукой подать, и тут Молния начала творить то, что могло показаться чистым безумием. Она обогнала корабли даннов и плавно пошла им наперерез. Дабы избежать столкновения, драккары ярла Хедебю замедлили ход. Эта заминка и решила судьбу утреннего спора: пока данны, ругая свеонов на чем свет стоит, выправляли весельный лад, ватага шёрёвернов Бирки настигла их и, улюлюкая сотнями голосов, устремилась к берегу.
Фолькстон
Перед шёрёвернами опять открылась шхера.
То ли самим своим именем викинги
[142]
предрекали себе стоянки в узких спокойных заливах, то ли Кнуб, оказавшись возле Альбиона, намеренно правил свои суда к знакомому укрытию, но корабли мореходов ждал залив, похожий на раскрытую рачью клешню. Узкая пологая коса с юга, с моря, и высокие всхолмия с севера, со стороны острова.
На драккарах спустили паруса. Гребцы едва-едва вспенивали воду веслами. И в наступившем затишье стал отчетливо слышан заполошный перезвон, доносившийся с берега. Точно парочка спятивших кузнецов подвесила на веревках свои наковальни и теперь лупила по ним вразнобой. А над холмами побережья стали видны темные дымные столбы тревожных костров.
– Плохо, – сквозь зубы сказал бывший копейщик Ларса.
– Почему плохо? – спросил Волькша, который и сам догадывался, что могут значить эти перезвоны и дымы.
Скаллагримсон не удосужился ответить, оставив Годиновича наедине с его догадками.
Однако в тот час, когда варяжские ладьи ткнулись носами в прибрежный песок, на головы непрошеных гостей не посыпались стрелы и окрестности залива не огласил боевой клич саксов. В небольшом поселении, что жалось к невысоким каменным стенам утлой крепостицы, вообще не было видно ни одного человека. Только рыбацкие лодки чернели на берегу, а возле неказистых мостков покачивалось на волнах несколько посудин побольше. И над всем этим запустением плескался тревожный перезвон.
Но было похоже, что все это нисколько не пугает даннов. Сходя на берег, они даже не стали снимать щиты с бортов. Когда такое происходило на пустынном Тиссиле, это можно было понять, но в чужом селении, явно изготовившемся к обороне, такая смелость казалась безумием.
– Эй, Гастинг! – крикнул с берега Кнуб. – Ты решил заночевать со своими храбрецами в море?
Хрольф молчал, но не оттого, что не находил слов, а оттого, что они не могли продраться сквозь воспаленное горло.
– Это же Фолькстон
[143]
… Фолькестейн… Ну? – играл бровями толстяк, ожидая, что свеоны вот-вот догадаются, почему на этой земле они могут чувствовать себя в безопасности.
От даннов можно было ожидать любой пакости, которую их ярл считал безобидной потехой, и потому шёрёверны Бирки не торопились верить широким улыбкам Кнуба.
– Эй, вы, дети коровы! – потешался с берега управитель Хедебю. – Это место – самое смиренное пастбище на всем Альбионе. Ежели кто успел соскучиться по женским ласкам, то идите скорее с нами.
По рядам свеев пробежала волна радостных возгласов. Но с драккаров пока никто спрыгивать не торопился.
– Ну ладно, Гастинг, – сказал Кнуб, нарочито поворачиваясь в сторону крепостицы. – нам некогда. Утром надо отплыть затемно, а моим парням надо еще приласкать по паре тутошних овечек.
В конце концов его слова раззадорили мореходов Бирки. Свеи начали спрыгивать с драккаров на берег и присоединяться к даннам. Гастинг бросил тоскливый взгляд на пустеющие ладьи ватаги, потом на корабли ярла Хедебю и нахмурился: лишь половина сошедших на берег дружинников Кнуба последовала за толстяком, остальные спешно разбивали походный лагерь выше линии прибоя.
– Что это тут за хороводы? – спросил Олькша своего соплеменника. Хорсович смертельно устал, но выглядел довольным. Что ни говори, а шёрёверны Бирки победили в сегодняшнем споре во многом благодаря мощи его плеч.
Волкан честно истолковал все, что понял из слов Кнуба, но смысл похода к овцам парни так и не поняли.
– Эти данны совсем рехнулись – ласкать скотину! – басил Ольгерд, устраиваясь поближе к походному котлу, в который уже заливали воду и засыпали крупу.
В это мгновение взгляд Рыжего Люта упал на ближайшие дома. Сумерки медленно истлевали в ночную тьму, а вокруг не было видно ни одного огонька. Только на прибрежных холмах продолжали полыхать тревожные костры.
