Из Фолькстона пошли строго на юг к землям франков. Где-то после полудня за левым бортом замаячил берег. Но ярл Хедебю продолжал гнать свои ладьи прямо на полуденное солнце. Мало-помалу берег сам стал приближаться к мореходам, словно бы выворачивая из-за горизонта им навстречу. Свеи уже закрутили головами, ожидая увидеть вдали пресловутый Овсяный залив, но тут данны начали забирать к западу и вскоре поплыли вдоль берега.
Кормчим пришлось нелегко. Ньёрд в отличие от подданных Харека Ленивого своего направления не поменял, и шеппари что было сил налегали на родерармы, дабы корабли не снесло на прибрежные скалы. Да и гребцам левого борта приходилось ломать спины намного сильнее, чем сидящим справа. В иное время Хрольф давно приказал бы убрать парус и двигаться на веслах. Однако нынче его дразнили даннские ладьи, продолжавшие идти прежним порядком. Оставалось только повторять мореходные уловки кормчих из Хедебю и молить Ньёрда, Аегира и жену его Рену о снисхождении.
Молчаливый Скаллагримсон заметил их первым. Бывший копейщик Ларса стоял у форштевня и наблюдал, как всадники, стоящие на прибрежных обрывах, взнуздывали своих коней и устремлялись по ходу варяжских драккаров.
– Как думаешь, это франки? – спокойно спросил он у подошедшего к нему Волькши.
– Где? – удивился тот.
Эгиль вскинул руку в сторону земли.
В это время по-над берегом скакало уже больше десятка всадников и чуть дальше на обрыве садился в седло еще один.
– Кто их знает, – озабоченно прикусил губу Годинович.
Вскоре всадников заметили с других кораблей. Шёрёверны начали перекрикиваться, указывая друг другу на нежданных провожатых.
Но тут на побережье показался небольшой, но хорошо укрепленный городишко. И конники исчезли, повернув куда-то вглубь берега. Подойдя ближе к селению, варяги услышали знакомый тревожный перезвон, не оставлявший сомнений в том, что жители готовятся к приходу непрошеных гостей.
Каково же было удивление шёрёвернов, когда на холмах за городишком всадники появились вновь. Хрольф и все, кто не сидел в тот час на гребцовских сундуках, терялись в догадках. Определенно, это были дозорные. Согласно любому разумению, следовало полагать, что они высматривали морских разбойников. Но что заставило их продолжать следовать за кораблями после того, как те проплыли мимо городка? Собирались ли они убедиться, что северяне не замыслили подлое и не высадились где-нибудь невдалеке, дабы напасть с суши? Разумно. Но почему тогда к ним присоединяются все новые и новые засадники? Не желала ли эта горстка всадников вступить в бой с их ватагой? Но это же как белке воевать с рысью!
– Может, эти дозорные вовсе не из того городка, а из Овсяного залива? – предположил Хрольф.
– Тогда почему никто из них не скачет вперед поднимать тревогу? – рассудил Скаллагримсон.
Да, было от чего поскрести в затылках.
Тем временем уставший Соль выглянул из-за туч на западе. День подходил к концу. Согласно обещаниям Кнуба, Хавре должен был находиться где-то неподалеку. И тут, почти преграждая путь драккарам, в море выросла стена. Не совсем стена, конечно, скорее высокий узкий отрог берегового обрыва. Сходство с крепостным валом ему придавали небольшие ворота, промытые стихиями почти у самого края каменного языка.
Ладьи обогнули его, и взорам шёрёвернов предстал небывалой красоты плес, замыкавшийся еще одной стеной, в которой дугой вздымались дивные врата. Закатное солнце окрасило серые скалы в янтарно-золотые цвета, так что вся заводь казалась чудесным драгоценным градом, а то и вовсе земным Ирием.
С одного взгляда на десяток приземистых рыбацких домишек можно было понять, что в этом месте варягов не ждет богатая пожива. Но ради того, чтобы отдохнуть в такой несказанной красоте, даже суровые северяне были готовы обойтись без разбоя. Тем более, что ночь спустя их топоры вдоволь напьются крови в Овсяном заливе.
Как же возрадовался Волькша, когда ладьи Кнуба, весь день дерзко шедшие впереди ватаги Хрольфа, убрали паруса и один за другим уткнулись в мелкую гальку плеса.
Оказавшись на берегу, данны окружили свои драккары и потащили их вглубь суши. Пока корабли Гастинга добрались до берега, люди ярла Хедебю успели отволочь свои посудины шагов на двадцать от линии прибоя.
– В этих местах высокий прилив, – снисходительно разъяснил сторешеппарь недоумение венеда. – Если не хочешь поутру плыть до драккара по холодной воде, то лучше с вечера оттащить его выше вон той черты.
Только после слов Хрольфа Волькша заметил, что галечный плес точно состоял из двух слоев, имевших явственную межу.
[150]
Вероятно, прибой доходил именно до нее. То, что гребцы Кнуба поставили ладьи как раз на этой черте, только подтвердило догадки Годиновича. О том, что на морях бывают приливы и отливы, Волкан уже знал. Но в Варяжском море они едва поднимались выше щиколотки, а здесь же волны отлива плескались на два человеческих роста ниже черты прибоя. Такого венед даже представить себе не мог.
Однако стоило ему спрыгнуть с драккара, как все мысли о чудесах природы вылетели из его головы.
– Эй, Хрольф, – в своей обычной развеселой ухватке окрикнул Гастинга ярл Хедебю, – пошли своих молодцов, пусть перережут всех, кого найдут в окрестных домах.
– Это еще зачем? – выпалил Волькша.
Кнуб бросил на Годиновича вопросительный взгляд, и его правая красная, как редиска, щека сморщилась в ухмылке.
– Может быть, достаточно запереть их в одном из домов? – не слишком удачно попытался выкрутиться Хрольф из дурацкого положения. Где это видано, чтобы мальчишка встревал в разговор между вождями?! Но и осадить Кнутнева сын Снорри боялся. Как бы неповоротлив ни был ум бывшего Потрошителя сумьских засек, а выучить Волькшину нелюбовь к бездумному кровопролитию он сумел.
– Как хочешь, Гастинг. Только если на рассвете здесь появится дружина урядников с Овсяного торжища, на мои мечи можешь не рассчитывать…
Толстяк хотел прибавить еще несколько слов, что явственно читалось в его насмешливом взоре, но его речь прервали заполошные удары в щиты.
Люди Хрольфа и другие шёрёверны Бирки оборотились лицами к даннам, поднявшим тревожный гам. В мгновение ока ратари Кнуба изготовились к сече: надели шлемы, сняли с бортов щиты, разобрали копья и топоры. Волькша крутил головой, как сыч, но так и не мог углядеть, что именно всполошило отборных дружинников Хедебю.
– На холмах! – прокричал даннский хольд.
И действительно, широкой цепью с окрестных холмов спускалось полукольцо конников. Возможно, тех самых, что весь день следовали за ватагой драккаров по берегу. Только было их не два и не три десятка, а пара сотен, не меньше.
– Routh! Bilar! Att bilar! Fort! Fort! Sjoldar upp!
[151]
– вопил Хрольф, позабыв о хрипоте. Лишь на краткий миг лицо Кнуба озарилось злорадством, дескать, куда сыну бонде и его неуклюжим шёрёвернам до доблестных дружинников Хедебю. Однако толстяку тут же пришлось прикусить язык вместе с ядовитыми словами, которые едва не сорвались с него: двести всадников против пятисот пеших воинов – это более чем серьезно. За конниками скорость, лошадиный нахрап, да и рубить с высоты седла куда сподручнее, чем бестолково крутить бранным железом над головами.
