— Да, мы неплохо подзаработали, допускаю. Быть может, самый удачный мой поход.
— Ладно, дай я тебе расскажу про черные рясы. Мы никогда не задумывались, сколько денег имеется у местных крестьян. А ведь это соль земли!.. Земля же здесь поурожайнее, чем в твоей Норвегии, где пахать приходится по камням. На ней трудятся десятки тысяч людей. Возделывают землю, стригут овец, прядут руно, заготавливают лес, куют железо, держат ульи, разводят лошадей. И страна эта совсем не маленькая. Тут тысячи и тысячи акров. И с каждого акра подати идут мне, ярлу. Я взимаю налоги на войну, на дороги, мосты… И многим удается полностью со мной рассчитаться! А причина в том, что я обратил в свою собственность все церковные земли. Одну их часть, поделив на участки по двадцать акров, я роздал освобожденным рабам, помогавшим нам в битвах. Для них это целое состояние — а для меня капля в море. И многое я отдал внаем, причем людям побогаче и по скромной цене, при условии расчета на месте сделки. Эти люди ни за что не допустят, чтобы Церковь позарилась на их добро. Однако многим владею я сам. Получу доходы, накоплю денег и найму рабочих и воинов… Но что бы я стал делать без помощи черных ряс, как ты их называешь? Кто бы сумел держать в голове все эти сведения о земле, о товарах, о найме?! Торвин, правда, знает нашу грамоту, зато других грамотеев можно пересчитать по пальцам. И вдруг к моим услугам оказываются сразу сотни ученых мужей, церковников, у которых не осталось теперь ни земли, ни дохода. Вот я и нанял несколько полезных людей…
— Но разве можно им доверять, Шеф?!
— Те, которые ненавидят меня и никогда не простят ни тебе, ни мне некоторые наши делишки, подрапали к королю Бургреду и архиепископу Вульфиру. И теперь плетут там против нас свои козни.
— Надо было просто вовремя перерезать им всем глотки, — предположил Бранд.
Шеф покрутил в воздухе своим каменным скипетром.
— Ты знаешь, христиане считают, что кровь мучеников — это семя, из которого родилась Церковь. И я с ними согласен. Поэтому мучеников я плодить не собираюсь. Однако я позаботился о том, чтобы злейшие наши враги узнали имена оставшихся с нами церковников. И те, что согласились служить нам, никогда не смогут вымолить себе пощады. Точно так же, как и те богатые таны. Их судьба целиком зависит от моей.
Они тем временем оказались у невысокого строения, поставленного за частоколом, который окружал весь ярлов burg. Навстречу потокам солнечного света были распахнуты ставни. Шеф молча показал на покрытые листами пергамента высокие конторки, рядом с которыми о чем-то толковали писцы. А на стене вывешена была невиданных размеров маппа: новая, в которой не было привычных узоров, зато пестрели какие-то письмена.
— К зиме у меня будет опись каждого земельного надела в Норфолке и вывешено описание всего шайра. И уж к следующему лету из казны не будет наобум истрачено ни единого пенни: и тогда мы заживем в достатке, который даже Церкви не снился. А с такими деньгами мы будем способны поднять великие дела!
— Если только серебро у тебя будет доброй пробы, — заметил Бранд.
— Оно у нас лучше, чем на Севере. Я уже об этом думал. Кажется, в стране этой серебра больше, чем во всех английских королевствах, вместе взятых. И применение ему всегда найдется. Серебро должно работать. Мы покупаем на него товар, начинаем торговать… И получается, что чем больше его лежит в сундуках церковников, или выменивается ими на золото, или переплавляется в различные драгоценности, которые как мертвый груз… тем больше тот остаток, который остается… тем труднее пустить остаток…
Шеф окончательно запутался, ибо не только его познания в норвежском, но и родной язык никак не могли помочь ему отыскать нужное слово.
— Если короче, церковники выкачивали серебро из северных королевств, и оно оседало в их сундуках. Из торговли оно уплывало. И монеты там поэтому такие никудышные. А король Эдмунд был менее сговорчивым. Вот почему здешняя монета гораздо лучше. А в будущем она станет лучшей в Англии… И не только она, Бранд. — Молодой ярл внимательно поглядел в лицо другу. Единственное его око искрилось восторгом. — Ведь я твердо намерен сделать шайр Норфолк самым прекрасным и счастливым местом во всем северном мире. Я хочу властвовать над страной, в которой человек от рождения до седых волос жил бы в благополучии, не ведая тревог. И не имел бы ничего общего с животным, которое роется в помоях в поисках корма. Это будет страна, где люди будут спаяны взаимовыручкой… Ибо когда-то с помощью Ордлафа, бридлингтонского рива, я понял одну важную вещь. Убедил меня и пример тех рабов, что сообщали мне сведения для моей карты и привели нас к разгадке тайны сокровищницы короля Эдмунда. И об этом обязательно должны знать люди Пути. Скажи мне, о чем в первую голову печется человек, ступивший на Путь в Асгард?
— О новом знании, — тут же ответил Бранд, непроизвольно сжимая свой амулет.
— Новое знание очень ценно. И, конечно, не каждый способен его добыть. Однако есть на свете нечто, по сути не менее ценное, и происходит оно каждый раз из неведомых источников: до сих пор неоцененное старое знание. Окончательно я уверовал в это тогда, когда стал ярлом. Всегда должен найтись человек, который обладает ответом на твой вопрос, средством для достижения поставленной тобой цели. И однако никому в голову не приходило расспросить такого человека. А ведь он — или она — может оказаться рабом и рабыней, рудокопом и слепой старухой, сельским старостой и священником!.. И вот когда вся премудрость, какой только можно поживиться в Норфолке, будет запечатлена на листах пергамента, когда мы перепишем все угодья, учтем все запасы серебра, тогда мы и впрямь создадим нечто великое!
Встав подле незрячего глаза Шефа, Бранд смотрел на взбухшие желваки на шее друга, на подернутую сединой скромную бородку. «А на самом деле нужна тебе молодуха, да половчее и погорячее, — подумал Бранд, — чтобы ты поменьше скучал. Только даже я, лучший ратоборец Севера, не осмелюсь предложить такое приобретение».
* * *
Этим же вечером, когда клубы дыма из печных труб начали теряться в сгущавшихся сумерках, жрецы Пути явились на назначенный сбор в огороженный круг своего капища. Встреча происходила в небольшом садике, разбитом близ стен ярловой усадьбы и напоенном сейчас пряным благоуханием трав вперемешку с душистым яблочным ароматом. В густой листве ни на минуту не умолкали дрозды.
— Он и впрямь не догадывается о подлинной цели твоего путешествия? — спросил Торвин.
Бранд покачал головой:
— Даже не задумывается.
— Но ты передал им наши вести?
— Передал; и привез взамен другие. Молва о том, что происходит на этой земле, разошлась уже по всем жрецам. Они донесут ее до всех людей Пути. Слухи о наших делах уже достигли Бирки, Каупанга и Скирингсаля. О них прознали даже тренды…
— Итак, мы вправе рассчитывать на подкрепление, — заявил Гейрульф, жрец Тюра.
— Когда наши люди поймут, какие мы здесь раздобыли деньги, когда по всей стране начнут ходить скальды и рассказывать о наших свершениях, то каждый воин Севера отдаст последнее, чтобы снарядить корабль и явиться сюда в поисках процветания… Даже жрецы, если сумеют оторвать себя от выполнения долга. Только не сомневайтесь: двурушников тоже будет немало. Но мы с ними справимся. Да и главное не в этом…
