Мелиссе хотелось хохотать до колик в животе. Почему же она
до сих пор не понимала, как все это смешно? Почему никто не сказал ей об этом?
Оказывается, школа — это вовсе не пытка огнем, не ужас, который приходится
терпеть каждый день. Это просто одна большая хохма. Главное — дать выход смеху.
Мелисса без труда различала в мешанине мыслей толпы разумы
других полуночников — чистые и громкие ноты поверх «белого шума». Троица сидела
вместе, устроившись как можно дальше от Мелиссы. Особенно резко она ощущала
полные ледяной ненависти взгляды Десс, которые та порой бросала на нее из-под
темных очков. Десс все еще злилась на нее за то, что произошло десять дней
назад.
Мелисса и сама переживала из-за этого: уж кому, как не ей,
знать, насколько это мерзко, когда в твоей голове хозяйничают без спросу. Но у
нее не было выбора. Если бы она не заглянула в мысли Десс и не выведала ее
тайны, Рекс был бы теперь законченным темняком, а не…
А не тем, кто он есть.
Джонатан и Джессика сидели рядом, держась за руки и
отгородившись от всех на свете невидимой стеной. Конечно, порой они
оборачивались к Десс и говорили ей что-то — словно кость с барского стола
бросали, — но они были отдельно, а Десс — отдельно. Джессика
присутствовала, когда Мелисса вломилась в мысли Десс, и теперь сгорала со стыда
не меньше, чем если бы сама такое сотворила. В ее мыслях то и дело
проскальзывало тошнотворное чувство вины: «Если б я остановила Мелиссу… Если б
я только…» и так далее.
Но все самобичевание Джессики было сущей ерундой по
сравнению с тем, что творилось на душе Джонатана. С тех самых пор, как он
прикоснулся к Мелиссе и почувствовал, каково это — быть ею, из него так и
сочилась мерзкая жижа жалости.
Ха, теперь все его вонючее сострадание тоже не вызывало
ничего, кроме улыбки. Потому что быть Мелиссой больше не означало сплошной
кошмар. Теперь она чувствовала себя замечательно.
— Чмошники, — прошептала Мелисса и позволила себе
снова всплыть на поверхность бурлящих мыслей толпы.
Красавчик — так Мелисса с детства звала Рекса — появился
минут через пятнадцать. За входом присматривал один из учителей, но Рекс без
труда проскользнул незамеченным.
Мелисса уловила его присутствие сквозь хаотичное бурление
сборища. В голове у него опять царил сумбур, но она слышала его совершенно
отчетливо, даже лучше, чем других полуночников, как будто на отдельной волне.
Мелисса мгновенно поняла, что в пустых коридорах школы с ним случилось нечто
неожиданное. Его разум светился и звучал пронзительно, как сразу после поцелуя.
Впрочем, произошедшее одновременно воодушевило и расстроило
его. Он настороженно оглядел толпу и успокоился лишь после того, как обнаружил,
что Мелисса заняла им места поближе к выходу. Он направился к ней мягкими,
легкими шагами, грациозный, как кот, гуляющий по крыше.
Мелисса улыбнулась. Эта перемена в Рексе ей страшно
нравилась, и она не упускала случая полюбоваться на его новообретенную хищную
грацию.
— Нашел, что искал? — спросила она, когда Рекс сел
рядом с ней.
— Черт, учебник! — Он хлопнул себя ладонью по
лбу. — Напрочь забыл. Я там влип слегка.
— Да я уже поняла. — Она теперь ощущала это более
отчетливо: сквозь возбуждение Рекса просачивался вкус темняка: лимонная
кислятина мыслей молодого охотника, приправленная запахом жертвы. Мелисса уже
не впервые улавливала это в Красавчике. — Ты… гм, надеюсь, ты никого не
съел?
— Пока нет. Но был весьма близок к этому. — Он протянул
к ней руку ладонью вверх. — Хочешь поглядеть? — Его глаза сверкали.
— Конечно, Красавчик. — Мелисса улыбнулась и
положила свою руку на его ладонь.
Вкус темняка усилился, пронзив ее кислотой и электричеством,
как будто она поцеловала старый автомобильный аккумулятор, еще сохранивший
часть заряда. Резкий, ядовитый, он заглушил все пресные оттенки собрания.
Мелисса почувствовала новую уверенность Рекса, уверенность
хищника, и его беспокойство из-за того, что темняк мог захватить контроль над
ним, и угасающий гул его дикого преображения. Мелисса поняла, что Рексу кто-то
угрожал, что кто-то был настолько тупым и наглым, чтобы… Вот ведь мелкий
мерзавец!
И было там что-то еще… неожиданный рой воспоминаний на
поверхности бурлящих мыслей Рекса. Там уже не было вкуса темняка, это было
нечто пугающее, но человеческое.
Мелисса отдернула руку и уставилась на линии на собственной
ладони, озадаченная странными образами: гремучая змея, разрубленная пополам
чьим-то отцом на заднем дворе, ядовитые зубы крепко сжаты в смертельной агонии.
Половинки змеи еще добрых полчаса извиваются по обе стороны лопаты, как будто
пытаясь воссоединиться и отомстить.
Мелисса моргнула.
— Кто-то боится змей?
— Тимми Хадсон. — Рекс улыбнулся,
продемонстрировав избыток зубов. — Очень боится.
Она тряхнула головой.
— Что за черт?
Рекс невидящими глазами уставился на шаткую акробатическую
пирамиду, построенную болельщицами. Его мысли были заняты летописями
полуночников и древней памятью темняков, обретенной им против воли.
— Ты ведь знаешь… ну, как некоторые темняки используют
против нас образы из наших кошмарных снов?
— Конечно, я знаю, Рекс. — Каждую ночь Мелисса
чувствовала вкус этих древних тварей, живущих в пустыне. И своими глазами
видела, как они меняют форму, превращаясь в червей, пауков, слизней и прочую
гадость. — Именно поэтому они постоянно напускают на тебя тарантулов.
— Да, тарантулы… — Рекс задумчиво кивнул. —
Так вот, Тимми Хадсон прикопался ко мне в коридоре. А он, как выяснилось,
боится змей. Еще с раннего детства — его отец как-то раз убил гремучку и привел
Тимми посмотреть. Поэтому я стал… немножко змеем.
Он посмотрел на Мелиссу и на мгновение высунул кончик языка.
А потом улыбнулся.
Мелисса заметила, что его нижняя губа треснула, на подбородке
засохла размазанная капелька крови. Она протянула руку и коснулась лица Рекса,
ощутив угасающее напряжение в мускулах нижней челюсти.
— Ладно, Красавчик. Но как ты это узнал? Насчет Тимми?
Вы с ним никогда не были друзьями, чтобы доверять друг другу тайны.
Рекс покачал головой.
— Я просто знал.
— Но как, Рекс? Из нас двоих телепат — я, не забыл? Так
каким образом ты умудрился заглянуть в чужой кошмар?
Он снова отвернулся и стал смотреть на футболистов невидящим
взглядом. От него исходила спокойная уверенность в себе, такая мощная, какой
Мелисса в нем никогда не ощущала, по крайней мере вне тайного часа. Но эта его
сила была приправлена горькой дрожью сомнения, горше, чем осадок чая Мадлен.
Мелиссе вспомнился один молодой водитель-дальнобойщик, мысли которого она
однажды почуяла, — парень впервые в жизни ехал на восемнадцатиколесном
монстре, один, без напарника; он был опьянен мощью машины, но при этом отчаянно
боялся, как бы эта громадина не слетела с дороги.
