— Что вы имеете в виду?
Скугаард показал на экране изображение десантного транспорта, летящего рядом:
— В данный момент все зависит от этого корабля. Если его выбивают — мы наверняка проигрываем войну. Сейчас его траектория выходит на Центральную Европу. Им придется подумать, что бы это значило. Но во время торможения курс корабля — и нашего тоже — изменится и приведет нас к Мохаве. Точно через час после начала израильской атаки. С нашей помощью база будет захвачена и ракетные установки обезврежены. А потом мы сможем отразить любое нападение из космоса — либо разрушить базу, если нас будут атаковать наземные силы. Но если они собьют этот транспорт — кранты! Мы не возьмем базу, потому что израильтян там контратакуют и уничтожат, — и война закончится нашим разгромом… Минутку! Вторая эскадра что-то передает…
Адмирал начал читать рапорт и расплылся в широкой улыбке.
— Молодцы! Лундвалл захватил все три энергетических сателлита!.. — Улыбка его погасла. — Они отбили перехват Космических сил. Мы потеряли два корабля.
Тут нечего было сказать. Захват энергетических спутников и орбитальных колоний был бы чрезвычайно важен для скорейшего окончания войны, но только после взятия космоцентра. А в данный момент обе эти операции предпринимались главным образом для того, чтобы расчленить силы противника и обеспечить проход десантного транспорта. Насколько успешны оказались диверсии — не узнать, пока не определились новые курсы земных кораблей.
— Предварительная оценка, — бесстрастно сообщил компьютер. — Восемьдесят процентов вероятности, что на перехват альфе-один выйдут три корабля.
— Я надеялся, что всего один, в крайнем случае два, — сказал Скугаард. — Такое соотношение сил меня не радует. — Он обратился к компьютеру: — Дай-ка данные этих трех кораблей.
Пришлось подождать. На радарных и лазерных экранах приближавшиеся космолеты виднелись отчетливо, но в пространстве выглядели крошечными точками. Пока невозможно было рассмотреть их форму, опознавательной программе приходилось отыскивать иные, косвенные признаки идентификации. По градиенту ускорения при перемене курса можно было определить, какие двигатели у этих кораблей. Когда они переговаривались друг с другом, можно было выяснить их опознавательные коды. Все это требовало времени — а дистанция между кораблями противников быстро сокращалась.
— Опознаны, — доложил компьютер.
Скугаард резко повернулся к экранам, по которым помчались колонки цифр, гораздо быстрее, чем их можно было прочесть вслух.
— Тил хелведе! — сказал он с холодной яростью. — Тут что-то не так. Хуже некуда. Их не должно быть здесь. Это самые мощные штурмовые корабли, вооруженные до зубов всем, что только есть на Земле. Тут нам не пройти. Считай, что мы уже покойники.
Глава 22
Летом в Мохавской пустыне никаких сомнений относительно погоды быть не может. В зимние месяцы, случается, появляются облака или даже дождь выпадет вдруг — тогда пустыня становится непривычно зеленой и покрывается мелкими цветочками, которые вянут через несколько дней. Красиво. Но летом такое немыслимо.
Перед рассветом температура может упасть до 38 градусов. У американцев, яростно сопротивляющихся введению метрической системы, это до сих пор означает 90 по Фаренгейту. Так вот, перед рассветом может быть 38 градусов — чуть прохладнее, — но и все. А потом появляется солнце.
Едва появившись над горизонтом, оно пылает, как раскрытая топка. К полудню 60 — или 130 — это в порядке вещей.
Небо на востоке уже посветлело, но температура оставалась еще сносной, когда стали приземляться самолеты. Диспетчерская аэропорта в космоцентре была с ними в контакте уже с тех пор, как они начали снижаться над Аризоной. Восходящее солнце тепло мерцало на блестящих фюзеляжах, когда самолеты ныряли вниз, навстречу огням посадочной полосы.
Лейтенант Пэккер, зевая, смотрел, как первые машины подруливают к стоянкам. Большие черные кресты на бортах. Фрицы. Лейтенант не любил фрицев, потому что в параноидальных исторических книжках, на которых он вырос, они относились к числу врагов демократии. Кроме них, там были еще коммунисты, русские, шпионы и негры — и много кто еще, ужасно много. Так много было нехороших парней, что иногда просто трудно было понять, где же их нет, и приходилось как-то мириться с ними. Но лейтенант все-таки ухитрялся испытывать к фрицам легкую неприязнь, хотя прежде ни одного не встречал. Почему бы эту стратегическую базу не защищать нормальным американским ребятам?.. Конечно, они здесь тоже были — хотя бы его собственная рота, — и, конечно, космоцентр международный, сюда могли назначить части любого государства ООН. Но фрицы!..
Затихали моторы, медленно разворачивались разгрузочные трапы. Из первого самолета появилась группа офицеров и двинулась в сторону Пэккера. Следом за ними горохом посыпались солдаты и стали выстраиваться в колонну. Пэккер не слишком внимательно читал «Формы армий мира», но генеральские звезды мог узнать и так, без помощи брошюры. Он вытянулся по стойке «смирно» и откозырял.
— Лейтенант Пэккер, третья бригада мотопехоты.
Офицеры ответили на его приветствие.
— Генерал фон Блонштейн, — сказал старший. — Хеерес-ляйтунг. Где есть наш транспорт?
Говорил он точь-в-точь как фриц из одного старого фильма.
— С минуты на минуту будет, генерал. Из автопарка уже выехали. Мы ждали вас только…
— Попутный ветер, — перебил генерал. Потом отвернулся и что-то скомандовал на своем языке.
Лейтенант Пэккер с тревогой увидел, что построившаяся колонна двинулась в сторону ангаров. Лейтенант обошел генерала и встал перед ним, но тот не обратил на него никакого внимания. Пришлось собраться с духом и заговорить:
— Извините, сэр, но приказ… Транспорт уже подается, вон уже первые машины появились, ваших людей доставят в казармы…
— Карашо, — ответил генерал и снова отвернулся.
Пэккер опять встал прямо перед ним.
— Вам нельзя двигаться к ангарам, там запретная зона…
— Слишком жаркий. Они надо тень.
— Но нельзя же! На самом деле нельзя! Я обязан доложить об этом…
Он потянулся к рации, но один из офицеров сильно ударил его по руке рукоятью пистолета. А потом той же рукоятью ткнул в ребра, так что дух перехватило. Говорить Пэккер не мог; только пытался вдохнуть, держась здоровой рукой за разбитые пальцы.
— На этом пистолете глушитель, — сказал генерал. Никаких следов акцента у него вдруг не осталось. — Делай, что я скажу, или тебя пристрелят на месте. Сейчас поворачивайся и иди вон к тому самолету, вместе с этими людьми. Одно слово, одно лишнее движение — и ты мертвец. Иди. — И добавил по-еврейски: — Сделайте ему укол и оставьте там.
Когда заглох последний мотор, компьютер диспетчерской вышки отключил программу приземления и разводки самолетов и сам выключился, подав сигнал, что операция закончена. Один из операторов взялся проверить результаты визуально, с помощью полевого бинокля. Все самолеты на местах; вокруг масса грузовиков и автобусов — он не станет чистить рампы, пока они не уберутся… Встречавший офицер идет к самолету вместе с двумя вновь прибывшими… Не иначе, как у них там бутылка припасена. Вояки везде одинаковы, и немцы ничуть не лучше американцев. Такие же скандалисты, пьяницы и драчуны. Хорошо, что их почти все время взаперти держат, за проволокой.
