Сю-юн заговорил. Дэнеш повторил за ним:
— Может быть, дорогие гости хотят услышать какую-нибудь мелодию? Пусть только назовут.
Тахин переглянулся с Эртхиа.
— Мы ведь не знаем здешних мелодий. Скажи.
В ответ Сю-юн засмеялся.
— Конечно, вы никогда не читали руководство «Игра на пиба». Но назовите любую тему. Мы подберем мелодию.
— Как было бы интересно! — воскликнул Тахин. И они с Эртхиа заспорили, какую тему предложить. Дэнеш рассудил:
— Музыкантов двое, предложите две темы.
По старшинству, первым выбирал Тахин. Он назвал такую тему: буря выбросила мореплавателей на скалистый остров. Выслушав перевод, Сю-юн опустил глаза, выстроил было пальцы на грифе, потянулся правой рукой к струнам.
— Нет, — неожиданно покачал он головой. — Я могу сыграть это на пиба, но если уважаемый гость хочет, чтобы мелодия прозвучала по-настоящему, нужен другой инструмент. Он есть у меня, и если вы соблаговолите подождать, мы сейчас его принесем.
— Потом! — воскликнул Эртхиа. — Теперь пусть сыграет госпожа Хон. Моя тема проста: свидание.
Как только Дэнеш перевел это, И-тинь подняла блестящие глаза на Эртхиа и, встретившись с ним взглядом, потупилась. Ее пальчики тут же уверенно заплясали по грифу, и Эртхиа услышал и даже увидел ручеек, бежавший через сад, в том месте, где он был перегорожен крохотной плотинкой. В ней были проделаны отверстия, и струйки с нежным журчанием стекали по красиво сложенным камням. Их звон повторял пиба в руках И-тинь. А потом он услышал приглушенные трели сверчка, и на фоне их, как маленькие искорки, тонкие раздельные звуки обозначили вспыхивающие среди ветвей огоньки светляков.
И медленная, полная томления мелодия вдруг сложилась из этих отдельных звуков и потекла, все время неуловимо изменяясь, так что продолжение вовсе не было похоже на начало, но никто не уследил, как это случилось.
И когда И-тинь перестала играть, Эртхиа казалось, что мелодия все еще в нем, не прерываясь, только так же неприметно и непредсказуемо изменяясь.
— Скажи ей что-нибудь, Дэнеш, — попросил Эртхиа. — Я не знаю, как ее похвалить, чтобы это было прилично. Скажи ей, я восхищен, — и прижал ладони к сердцу.
И-тинь слушала Дэнеша с потупленными глазами, смущенной улыбкой. В ответ защебетала сама.
— Она хотела бы услышать твою игру, — перевел Дэнеш.
— На этом? — растерялся Эртхиа.
— Зачем? На дарне.
Эртхиа согласился, но тут вмешался Тахин.
— Сначала моя тема! Пусть сыграет господин Сю-юн.
Тогда принесли плоский гулкий ящик с натянутыми струнами из алого шелка, на коротеньких резных ножках. Мальчик убрал скамеечку и Сю-юн опустился на пол, на пальцы надел серебряные колпачки с коготками. Плавным движением он вознес руки над рядами струн, задержал их так на долгое мгновение — и бросил вниз. Точно от обвала горы взлетела волна звуков. Застонало, задрожало, загремело, взволновалось беспорядочно, постепенно обретая размеренность накатывающихся на берег волн, в несколько ударов разбилось, мелодия рассыпалась на удивленные и восторженные возгласы, растерянность и радость проступили явственно, встали из тумана отброшенные ветром кроны сосен, поднялись крутые склоны, поросшие гудящим от ветра лесом, загремели водопады. И, сверкая россыпью искр, разлился по волнам и скалам розовый, безмятежный рассвет. Сю-юн плавно отделил пальцы от струн, сложил руки на коленях. Наступила тишина.
Хвалить было неловко. Взгляды были громче слов.
Дэнеш поднялся, вышел. Вернулся с дарной, молча протянул ее Эртхиа.
— Как теперь играть? — развел руками царь аттанский.
— Играй, — потребовал Тахин. — Играй «Похитителя сердец».
— Я не умею как ты, — прошептал Эртхиа.
— Играй.
Эртхиа пересел по-другому, поерзал.
— Давай, — протянул руки. Дарна легла в них легким своим телом, прекрасная, как никогда. Словно обиженная робостью Эртхиа, зазвучала пронзительно и печально. Без слов, без пения, как в том сне Тахин, Эртхиа заставил ее рассказать всем о прекрасных, кого видели его глаза, кем восхищено безвозвратно сердце. Оборвал так же резко, как начал. Уронил дарну на колени.
— Теперь ты, Дэнеш.
Флейта задышала, задохнулась тоской, долго-долго возводя ее к просветленной, терпеливой печали, приняла в свое дыхание трели сверчков из сада, журчание ручейка, вздохи листвы под ночным ветром, взобралась высоко-высоко и петляла между звезд.
— Теперь Хон!
Так по кругу они передавали заразительное безумие этой ночи, выхватывая друг у друга мелодии, перехватывая, переиначивая, перекликаясь, поправляя и досказывая друг за друга. И вне их круга остались только двое: мальчик-слуга, уснувший, привалившись головой к сосновым перилам, и Тахин, обхвативший руками колени и глядевший перед собой сухими-сухими глазами.
Вдруг заскрипели половицы и огромная тень упала в самую середину круга. Все вздрогнули, музыка оборвалась. Густой смех У Тхэ разбил мгновенную тишину. Сю-юн и И-тинь склонились до самого пола, Эртхиа и Тахин вскочили. Дэнеш, медленно поднимаясь, вынул правую руку из-за пазухи.
У Тхэ заговорил, и в голосе его перекатывался довольный смех. И-тинь и Сю-юн смущенно переглянулись, ниже опустили головы, пряча улыбки. Дэнеш засмеялся.
— Господину У Тхэ доложили, что весь квартал не спит, окна открыты, люди сидят в своих домах, а некоторые даже вышли на улицу и собрались здесь, перед домом, слушают удивительную музыку. Господин У Тхэ прибыл самолично убедиться, что в докладе ничего не приукрашено. Он просит разрешения присоединиться к нам.
Тем временем Сю-юн растормошил мальчика, вместе с ним убежал. И-тинь кинулась следом, помогать. Слуги, прибывшие вместе с У Тхэ, принесли несколько коробов с разнообразной снедью. Вскоре подали столики с закусками. Тут были и копченые утки, и карп в сладком соусе, и лапша с приправами, и множество соленых овощей, и колобки, и пирожки с начинкой из сладких бобов. Тут же подоспело и подогретое вино.
Ели и пили охотно, только сейчас заметив, как же все проголодались.
— На чем он будет играть? — шепотом спросил у Дэнеша Эртхиа. Дэнеш указал взглядом на расписной барабанчик, низенький, в талии узкий, покрытый лаком и оплетенный разноцветными шнурами, важно стоявший на циновке рядом с У Тхэ.
— Как бы это прекратить? — вздохнул Эртхиа, оглядываясь на Тахина.
— Невозможно, — покачал головой Дэнеш. — Теперь уже никак.
— Ах, как жаль.
Дэнеш кивнул.
Когда отодвинули столики, господин У Тхэ уселся с важностью, взял барабанчик под правую руку и сказал:
— Невозможно оценить вещь, не зная всех ее качеств. Вот этот барабанчик выточен из целого куска сандалового дерева и обтянут оленьей кожей. Барабанчик был пожалован мне отцом нынешнего правителя, самим Золотым Драконом, и на нем играл еще его дед. Ценность его огромна, и пусть теперь он скажет сам за себя.
