Книга Любимая игрушка судьбы, страница 20. Автор книги Алекс Гарридо

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Любимая игрушка судьбы»

Cтраница 20

— Что же я могу сделать для тебя? — изумился Акамие. — Я раб среди рабов и более пленник, чем связанный веревками и скованный цепью!

— Предсказываю, — важно молвил старик, подняв руку. — По возвращении в Аз-Захру неизлечимая болезнь поразит царя. И он ослепнет и потеряет силу, откажется от пищи и питья и исчахнет без видимой причины. И смерть станет близка к нему, и приготовится он сделаться третьим между прахом и камнями…

Старик замолчал, озорно глянул на Акамие. Тот слушал, впившись в старика глазами, и уголок рта у него подергивался, но трудно было понять его взгляд.

— Готов ли ты тогда спасти царя? Ибо только ты мог бы исцелить его.

— Нет! — закричал Акамие, стиснув кулаки. — Пусть наконец исполнится моя судьба, пусть он скорее умрет, пусть меня зарежут в день его смерти и положат в его гробнице. Пусть. Благодарю тебя, вестник радости, ибо никто не сообщал мне ничего более радостного!

— Тиш-ше! — зашипел на него старик. — Разбудишь этого несчастного.

Какое-то время он вглядывался в лицо Акамие.

Потом растерянно пошевелил губами.

— Так вот оно что… Но как же, о Колесничий неожиданностей, ведь только ты и можешь… Я и пришел, чтобы передать тебе вот это, — старик извлек из складок ветхой ткани, служившей ему одеянием, круглую коробочку из белого нефрита. На крышке мягко блеснул причудливый знак, незнакомый и непонятный.

— Что это? — хмуро спросил Акамие.

— Лекарство для царя.

— Лучше бы дал мне яду для него!

— Ты не отравишь и крысы, — беспечно отмахнулся старик. — А вот лекарство тебе пригодится.

— Лечи его сам, — угорюмо бросил Акамие, отворачиваясь.

— Ах, Создатель нечаянного, этот порошок не имеет силы ни в чьих руках, кроме твоих. Только любовь отнимает у смерти, и знай, что сама смерть придет к царю и склонится над его ложем. Только рука любяшего заградит ей дорогу и лишит ее силы, только твоя рука.

Акамие свел брови над расширившимися глазами.

— В своем ли ты уме, старик? Не к тому ты пришел! Уходи, если тебе дорог твой порошок, пока я не рассыпал его и не развеял по ветру. Скорее смерть пощадит царя, чем я. Убить его я… не могу, но и спасать не стану. Его смерть — моя смерть, и лучше умереть, чем жить рабом и наложником — мне, сыну царя и воину. Нет во мне любви и не было никогда. Но ты подарил мне надежду — надежду на скорую смерть.

Акамие перевел дух.

— Уходи, старый безумец, пока не вернулись стражники.

— Ох, ох, как же я забыл о них! Бедные юноши и бедные их кони! Ты прав, мне пора. Когда я тебе понадоблюсь, ты меня найдешь.

Старик хитро улыбнулся и, не удержавшись, захихикал.

И пропал.

Акамие тряхнул головой, прижав веки. Старика не было.

Евнух, сладко позевывая и потягиваясь, завозился у полога.

Снаружи раздался топот копыт и развеселый хохот стражников.

— Ну какие же тощие ноги у старикашки!

— Ох и подпрыгивал он!

— Задирая тряпье…

— И проворный же, однако!..

Акамие упал лицом в подушки. Плечи его сотрясались от рыданий.

Глава 6

Опираясь локтем на подушку, уложив голову на ладонь, Акамие любовался первой розой, распустившейся под его окном.

Яркая среди темной листвы, нежная и величественная, она была именно такой, как сказал о ней поэт: «Яхонтовое ожерелье в оправе изумрудных листьев, и концы ее лепестков блещут золотом».

— Невольница моего сада, — говорил ей Акамие, подражая книгам, которых он теперь был лишен, и следуя канону, как следовал ему в танце и на ложе, и в речах, поскольку для каждого движения и слова в его жизни существовал канон.

И нарушение канона влекло за собой нарушение соответствия Акамие тому облику, который был единственным дозволенным ему обликом, и раз утратив это соответствие и оказавшись беззащитным и неготовым перед лицом внезапных перемен, он теперь, чувствуя болезненную тесноту навязанных ему уставов, тем ревностнее стремился им соответствовать. Ибо только так он мог предвидеть и принимать все, что могло с ним случиться. Ибо все, что могло с ним случиться, исчерпывалось тем, что могло случиться с невольником, впавшим в немилость. А это было страшно, но известно в подробностях, и не таило в себе пугающей неожиданности и непредсказуемости, принадлежало, по крайней мере, той жизни, которая была для Акамие естественной в силу привычки. — Невольница моего сада…

— Ты прекрасна, выросшая в неволе. Строгие руки садовника удалили искривленные побеги, придав соразмерную пышность твоему кусту. Под защитой глухих стен ты не знаешь бури, ломающей ветки и уносящей лепестки. Зной не страшен тебе, ибо земля, на которой ты растешь, всегда увлажнена. Ты радуешь взор и услаждаешь обоняние, ты веселишь сердце своей красой. В этом твое предназначение и судьба. Научи же меня твоему царственному спокойствию, ведь в тебе видны лишь довольство и гордость, и непохоже, чтобы тебе знакома была тоска. Отчего я не могу радоваться своей судьбе, оградившей меня от тревог и опасностей? Отчего стены давят мне на сердце, а ожерелья стискивают мне горло, так что я задыхаюсь?

Говоря так, он сжимал в руке нити жемчуга, обвивавшие в несколько рядов его шею. Сплетенные косички сетью лежали на спине. Браслеты с камнями и эмалью тяготили запястья.

Колесо повернулось, и все стало по-прежнему. Только новые ковры в три слоя устилали пол в его покоях, и вдоль стен составлены были близко один к другому подносы, на которых кучами громоздилась аттанская добыча Акамие — так велел царь, чтобы напоминание о походе и особенно о ночи победного пира всегда было перед глазами наложника.

И еще царь запретил ему покидать ночную половину. Уроки учителя Дадуни возобновились только для Эртхиа.

Сегодня ночью — и ни разу с тех пор, как вернулись в Аз-Захру — царь не позвал его. Каждый день посланные от царя приносили подарки, и груды вдоль стен росли. Каждую ночь, наряженный и накрашенный, Акамие до рассвета просиживал, от нечего делать безрадостно перебирая драгоценные безделушки.

Перед рассветом главный евнух позволил ему раздеться и лечь спать: царь уже уснул, насытившись прелестями новой красавицы. Их появилось на ночной половине вдвое больше прежнего. Акамие же оставалось спать, есть и смотреть в окно.

Бесшумное, как всегда, появление евнуха заставило Акамие, как всегда, вздрогнуть и обернуться.

И действительно, евнух стоял, подкравшись, за его спиной и подозрительно глядел в окно через плечо Акамие. Лицо его сегодня было особенно строгим, а под мышкой были зажаты три футляра для свитков.

Акамие открыл было рот, но евнух грозно нахмурил брови и молча, не глядя на Акамие, положил футляры на подоконник. Потом он пожевал губами и величественно вынес из комнаты свое пышное тело.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация