— Лазутчикам?! — переспросил Эртхиа.
— Лазутчикам, — подтвердил старик.
— Почему же?
— Не судьба! — пожал плечами старик. — Ты ведь слышал написанное.
— А почему…
— Нет, — оборвал старик нетерпеливого, — ты не можешь знать все. Но можешь догадываться. Вот тебе и будет, о чем подумать по дороге. Тебе пора, торопись. Ты помнишь, что для каждого начала есть свое мгновение? Оно приближается — не пропусти его. Ступай.
Эртхиа кивнул, вздохнул, обнял брата.
— Как же он здесь один? — еще раз обратился к старику.
— Ты сам убеждал Акамие, что он справится. Считай, что твоими устами говорила Судьба. Отправляйся же! Ты поспешен в намерениях, но тебя бывает не сдвинуть с места.
Эртхиа смутился.
— Это правда, я люблю задавать вопросы и обо всем беспокоюсь. Прощай, Акамие. Спроси у этого доброго учителя, увидимся ли мы еще. Соседи видятся часто, только если они не правители соседних государств. Утешай меня в разлуке письмами, а я не премину отправить им навстречу свои. Да будет Судьба к тебе благосклонна и довольна тобой. За порой прощаний следует пора встреч. Судьба переменчива.
Акамие обнял и поцеловал его и пожелал счастливого пути. И пришла им пора расстаться.
— Ты предскажешь мне, что будет дальше? — спросил Акамие у старика, когда они остались одни.
— То же самое. Твоя жизнь.
— Это я знаю, — огорчился Акамие. — Это я знаю. Но как могло случиться, что я стал царем — а ты никогда не говорил мне, что это будет!
— И никогда не обещал, что скажу все…
— Да, это так, и я ведь не поверил бы тебе. Произошло невозможное!
— А разве я не называл тебя Отменяющим неизбежное, Возлюбленным случайностей, Делателем необходимого и Любимой игрушкой Судьбы? Что же тебя беспокоит теперь?
— Все, — признался Акамие. — Я не знаю, что мне делать.
— Делай то, что нужно.
— Как?
— Так, как нужно. Ты был советником у своего отца и у брата. Ты вник в дела правления. Тебя окружают люди, многие из которых преданы трону Хайра, ты умеешь читать в душах, что тебя беспокоит?
— Я должен жениться? Ведь трону нужны наследники. И что делать мне — мне, не царю, но человеку? Я люблю. И ты знаешь закон. Как мне быть?
— Все будет, как будет. Ты стремишься перелистнуть страницу, не дочитав ее до конца. Не пытайся ответить на вопросы, которые тебе еще не задали. Как только ты ответишь на последний вопрос, кончится жизнь. Надеюсь, я успокоил тебя? Где-то неподалеку некий человек ждет, когда ты позовешь его. Предсказываю, что ты вернешь свободу его народу, но не ему самому. Довольно с тебя и такого предсказания, сынок.
— Так ты считаешь, что мне можно его любить?
— Я этого не говорил. А ты и не спрашивал моего разрешения. Помни, что ты, а не я — Нарушитель неотменимого, Избегающий неизбежного и Играющий с Судьбой.
— Кто же тогда ты?
— А ты знаешь.
— Тогда скажи мне, есть ли на самом деле долина Аиберджит?
— Есть. Она там, на востоке. Она вокруг тебя, где бы ты ни был. Она вокруг каждого. Ты должен понимать такие вещи. Сегодня один из ашананшеди войдет в долину Аиберджит — ты введешь его. Я позволяю. Это на прощание, потому что и с тобой я больше не увижусь. Всему приходит конец, и я устал.
— Ты… ты умрешь?
— Я этого не говорил — да и не знаю. Что такое смерть? Путь на ту сторону мира? Я достаточно знаю эту сторону. Пора заглянуть за завесу. Там увидимся. Прощай.
— Прощай, Сирин.
Но его уже не было.
Глухой ночью Акамие один пришел в тронный зал.
Подняв в руке светильник, он огляделся. Было пусто и тихо, а огонек был слишком мал, чтобы осветить стены и углы. Трон с навесом над ним возвышался подобно распахнутой пасти. Акамие поднялся по ступеням и сел на него. Светильник он держал перед лицом.
Было тихо, так тихо, не верилось, что кто-то откликнется и придет на зов. Но Акамие позвал.
— Ашанан… Ашанан!
В неосвещенной громаде зала он смог возвысить голос только до громкого шепота и сам удивился, как неуверенно и жалко это прозвучало. Вдохнув полную грудь воздуха, он решительно позвал в третий раз:
— Ашанан!
— Я здесь, — ответил спокойный голос рядом. Дэнешу пришлось подойти совсем близко, чтобы Акамие, ослепленный светом, смог различить его в темноте.
— Ты? Я рад, что это ты, — сказал Акамие, вздохнув.
— Да, я вернулся, и тебе нечего опасаться. Тех уже нет.
— Ты не удивляешься, что я сижу на этом троне? — спросил Акамие.
— Ашананшеди ничему не удивляются. Ты — царь, я это вижу. Что изменит мое удивление? Я служу тебе, как все ашананшеди Хайра.
— Что я должен сделать, чтобы вы больше не служили?
— Ты ничего не можешь сделать. Таково проклятие Ашанана, хоть никто не знает, за что оно пало на мой народ.
— Я снимаю его, — сказал Акамие. — Я снимаю его властью царя Хайра и именем Сирина.
И ничего не случилось. Ни грома, ни гула, ни содрогания.
Только лицо ашананшеди просветлело, и он склонился перед Акамие.
Только зал наполнился шорохами и шелестом плащей, дыханием и голосами. Защелкали кресала, посыпались искры, вспыхнул один светильник, другой… много! Все светильники тронного зала зажглись, осветив высокие остроконечные арки окон, ковры на стенах, ступенчатый потолок, расписанный крылатыми львами, парящими выше и выше, под ним — высокий трон в сверкании золота, камней и парчовых завес, Акамие в темно-красном царском облачении, сидящего на троне, перед ним — Дэнеша в призрачном плаще и по всему залу — ашананшеди со светильниками в руках.
Они пришли сюда, чтобы услышать первый зов нового царя, — все, кто успел. Это было необходимо, чтобы как можно больше их было свидетелями первого зова, чтобы затем они подтвердили это своим братьям по всему Хайру и за его пределами.
Они услышали разрешение от уз древнего проклятия и по тому, как дрогнула в них кровь и затрепетала душа, поняли, что оно — истинное.
Именем Сирина.
Один за другим они подходили к трону — Акамие встал, — бросали короткий взгляд на царя, низко кланялись и, задув светильник, уходили прочь. Акамие не успевал проследить за каждым, как они уходили, но ему казалось, что они растворялись в тенях у высокой двери зала и возле окон. Они уходили, оставляя погашенные светильники у подножия трона, их оставалось все меньше, они пропадали во мраке все быстрее, и тени снова сгустились в зале и темнота заполнила его.
Остался только один ашананшеди перед троном и последний светильник в руках царя.
