Ковалева послушно посмотрела:
«Как и прочие языческие боги, в христианском представлении демон стал образом злой силы или самого прародителя зла (см. дьявол)», — повелел словарь.
Но на этот раз Маша его ослушалась. Она замерла, глядя в открытую книгу, открыв рот и непрерывно качая головой, переваривающей окончательное осознание.
— Я так и думала, — сказала почему-то вслух она. — Так много об этом думала и никогда об этом не думала…
И подумала: «Да, лучший способ утаить правду — трепаться о ней направо и налево! Труднее всего найти то, что лежит прямо на виду!»
Эта мысль пришла к ней не одна, а под руку с вопросом, заданным Василисе Андреевне на Старокиевской горе, и не слишком вежливым ответом исторички из разряда «Почему? — По кочану!»
«Да потому, что это и так все знают!»
Но сейчас Маша поняла: фраза, казавшаяся на первый взгляд лишь скучливой попыткой отмахнуться, была исчерпывающей и гениально логичной. Тайна, которую знают все, никому не интересна. Прописная истина — слишком скучна! Мы привыкли, что настоящую правду прячут от нас, накладывая на нее запреты и вешая таблички «Опасно для жизни». Но ни сейчас, ни до революции, ни при советской власти никто не скрывал, что Киев — Столица ведьм, и Лысые Горы преспокойно перечислялись в справочниках и путеводителях… Именно поэтому киевляне об этом как-то не задумывались, — зачем думать о том, что и так все знают?
— Че с тобой?
Ковалева подняла глаза.
В дверях стояла посвежевшая и порозовевшая Даша Чуб, энергично распутывавшая стразово-бисерные джунгли на своей шее.
— Ну че ты так на меня смотришь? — недовольно спросила она у Маши, уставившейся на ее грудь тяжелым немигающим взглядом. — Опять что-то себе придумала?! Окстись! Завтра пойдешь в библиотеку, и айда к своему Врубелю…
— Откуда у тебя ЭТО? — хрипло выдавила Маша, указывая невменяемым пальцем на Дашину грудь, где сверкала мокрая чешуйчатая змея, вцепившаяся золотыми зубами в собственный хвост.
— А, нравится? — расцвела Даша. — Это мне, между прочим, твой Демон подарил. Еще в центре. Супер-вещь!
Маша вдруг строптиво передернула плечами, с силой отшвырнула словарь на диван и с вызовом расстегнула чопорный воротник папиной полосатой рубашки.
— Откуда у тебя это? — взвизгнула Чуб.
— Он подарил! Он подарил мне точно такую же цепь! Сказал, что на счастье. Просил не снимать!
— И меня просил… Так он что? — потряслась до глубины души Землепотрясная. — Он ухаживает за нами обеими? Он с двумя одновременно?!
— Нет, — недобро осклабилась Маша. — С тремя! — Она победоносно вытащила из кармана джинсов третью цепь, мирно дремавшую в кармане ее брюк. — Вот это было на Кате! Она случайно ее сорвала, когда в обморок падала. Тогда, на горе…
— Но Катя видела его всего один раз! В «Центрѣ»!
— И во сне, — со значением добавила Ковалева. — Когда была Эмилией Праховой!
— Выходит, он склеил нас троих! — завизжала Даша.
— Нет, выходит совсем другое. Перед тем как зайти к Кылыне, он выдал цепь каждой из нас!
— Почему ты мне сразу не сказала?! — взвыла Чуб.
— Что? Мало ли одинаковых украшений?! — зло перепела ее Маша. — Я только подумала, что раз у Кати точно такая же, то, наверное, она дорогая, а он говорил, цепь — дешевая.
— Дешевка! — взвизгнула Даша, явно имея в виду не цепь. — Да не пойду я никуда! На хрен надо?! — Чуб чуть не плакала от обиды. — Бабник конченый — что вижу, то кадрю… Ну Катя, понятно, — тут у любого челюсть отвиснет. Но ты! Ты! Ты тогда во-още моль была! У него этих змей — как грязи… И баб, небось, столько же!
— Невесты Змея! — истерично изрекла Маша, хватаясь за горло. — Все сходится! Я, верно, не верила… Разве стали бы они из-за какого-то дурацкого клада приносить в жертву трех человек?!
— Да людей не то что за клад — за бутылку убивают, — отмахнулась Даша. Она разобиженно стащила цепь с шеи и зашмыгала расстроенным носом.
— Кто? — вскрикнула Маша. — Пьяницы, преступники, отморозки! Но не Киевицы! Сам факт, что «страшный обряд» в книге Киевиц включает в себя жертвоприношение самой Киевицы, говорит: это нечто из ряда вон, нечто «невозможное», экстраординарное! Я и Миру это хотела сказать. Но как раз Катя позвонила, потом ты, потом Кока, Мир рассказал про Митю… И я решила, что ошиблась, перемудрила.
— Это с тобой бывает, — угрюмо согласилась Чуб.
— Слушай! — остановила ее Маша. — Только не перебивай меня раз в жизни — это важно! В это трудно поверить, хоть это все знают. Но это как «Здравствуйте», которое все говорят, но никто не задумывается, что это не приветствие, а пожелание здоровья.
— Да, — задумалась Даша, — я тоже как-то не задумывалась. Хотя это, наверно, все знают. Но оно ж устарело.
— Именно, — схватилась за прозвучавшее слово Маша. — Устарело! Тысячу лет все, начиная с Дмитрия Ростовского и оканчивая императором Александром II, называли Киев русским Иерусалимом.
— В смысле, что здесь Русь крестили? — напряглась Чуб.
— Отсюда поговорка «Язык до Киева доведет». Киев был Меккой! — замоноложила Маша. — Сюда приезжали и шли пешком тысячи паломников, от крестьян до царей! Увидеть Город, где родилась вера, было для многих целью их жизни! В год Лавра принимала сто тысяч паломников, в то время как в самом Киеве жило всего двадцать. Киевская Лавра зарабатывала миллионы! Не миллион, а именно миллионы рублей, в то время когда обед стоил 16 копеек. Каждая улица вела к церкви. Город состоял из сплошных церквей. Они были на каждом шагу, при всех больницах, вокзалах, кладбищах, гимназиях, университетах… Вот там, — распалившись, замахала она руками в разные стороны, — рядом, на Львовской площади, — Сретенья Господнего, тут, неподалеку от Золотых ворот, — Георгиевская, на горе Хоревице — Троицкая, на Щекавице — Всехсвятительская, на Старокиевской — Десятинная, на Десятинной — Трехсвятительская и Иоанникия святого. При первой гимназии — Николая Миркилийского, при второй — Александра Невского, при университете — Владимирская училищная…
— Ого! — искренне поразилась Чуб. — Зачем столько?
— Киев называли азбукой православия, родиной и колыбелью веры, духовной Столицей державы! — с пафосом произнесла Ковалева. — Тебе не кажется это странным?
— Конечно, кажется, — с сомнением согласилась Даша, всегда пасовавшая перед серьезными академическими знаниями. — Я и не думала, что это было так круто!
— Я не том! — оборвала ее студентка. — Тебе не кажется странным, что Город, признанный Столицей веры, был одновременно и признанной Столицей ведьм?
— У-у-у-у… — удивленно выдала Чуб. — Но почему? И почему об этом нигде не написано?
— Потому, — торжественно выговорила Маша, — что это и так все знают! И этот парадокс устарел на сотню лет. Церкви снесены, и в Киев больше не ездят паломники. И на Купалу не устраивают карнавального шествия ведьм по Крещатику, дабы привлечь туристов. А по поводу первого «почему» я просто перечислю тебе факты, и ты ответишь на него сама! Ну, давай, загибай пальцы.
