— А когда ты пойдешь в зал, мы… — начал голубоглазый Сани.
— Нет! — певица и арт-директор клуба в одном лице решительно провела ладонью перед его носом. — Сегодня я в зал не иду. Директор сказал: еще одна проходка по залу, и он вышибет меня на фиг!
— А как же наш номер? — заволновался руководитель балета. — Ведь когда ты идешь в зал, мы…
— Будете танцевать у меня за спиной.
— Но ты нас перекроешь, — горько заныл танцор.
— О'кей, я сяду сбоку, типа «голос автора». Как в «Notre Dame de Paris». Только отойдем немного, есть разговор. — Вцепившись в ворот его рубахи, Даша, пятясь, потащила Сани на себя.
Тот покорно шел за ней, приветливо улыбаясь и ожидая, что она скажет, — Даша Землепотрясная стояла в его личной шкале ценностей на втором месте, сразу после Мадонны.
— Сани, — подчеркнуто серьезно произнесла она, — ты только не дергайся сразу. В общем, я поспорила с Заядлой, что тебя соблазню.
Танцор невольно отступил от Даши на шаг, глядя на нее глазами испуганного олененка, — такого подвоха он от нее не ожидал!
— Если не в облом, давай сымитируем страсть. Ты же артист, чего тебе стоит? А за мной, ты знаешь, не убудет.
— Ладно, — с сомнением промямлил артист. — Я попробую. Только объясни поконкретней…
— Значит, договорились? — вдохновилась Землепотрясная.
И в тот же миг услыхала злорадные хлопки за спиной.
Заядлая стояла в дверях гримерной с перекошенной от самодовольства мордой, хотя обычно, обработав балет, всегда рысью бежала в зал ворковать с охранником Алексом. И чтобы подправить растекшееся от энергичного пения лицо, Даше нередко приходилось вытаскивать сотрудницу из кабины мужского туалета, где развивался ее бурный роман.
Даша раздраженно топнула ногой: вот подстава! Кто мог знать, что сегодня она залипнет здесь?!
— За лошиху меня держишь, да? — гадливо скривилась парикмахерша. — Ну что ты кому доказать хотела? Иди теперь, поцелуйся на прощанье со своим мопедом!
И Даша осознала вдруг странный факт: эта девушка ее ненавидит.
Конечно, они не были ни подругами, ни приятельницами, а всего-навсего сослуживицами, и цирюльница обожала бурчливо поучать ее, но она всегда беззлобно списывала все заядловские «фе» на стандартный стервозный характер. Их препирательства, так же как и сегодняшний спор, были для Даши лишь детской игрой в войну, участвуя в которой ты рискуешь получить максимум царапину.
— За что ты меня так не любишь? — недоуменно спросила она парикмахершу.
— За что?! — с ненавистью выпалила Заядлая в ответ. — А что, нормальный человек будет звонить мне из какого-то дебильного «Центра» и кричать, что он парня моего к себе приворожит? Ты, вообще, прежде чем что-то сделать, хоть раз головой подумала?! Ась?
— Мы пошли, — робко пискнул Сани, касаясь Дашиного плеча.
Музыка уже звала их на сцену.
* * *
Гордо выпрямив спину, чтобы подчеркнуть грудь и надменную посаду головы, Дображанская с застывшей поблажливой улыбкой смотрела на потную лысину борова, слюнявившего ее руку. Он поднял похожую на бильярдный шар голову и жадно заглотнул Катю взглядом.
«Смотри не поперхнись…» — неприязненно усмехнулась она про себя.
Боров казался ей жалким, похожим на голодного ребенка, которого вот-вот позовут к праздничному столу, и заранее пожирающего глазами тарелки с едой, не зная, за что хвататься в первую очередь.
Точно так же весь вечер Василий Федорович остервенело ощупывал взором ее грудь, шею, лицо, колени, зная, но все еще не веря, что эта женщина принадлежит ему.
Приняв его приглашение в ресторан, Катя без долгих предисловий высказала «Веселому начальнику налоговой» свою просьбу — столь хлопотную и трудноосуществимую, что было понятно: никто не станет просить о подобной услуге даром. Ему оставалось лишь осторожно намекнуть о цене.
И все же он не надеялся, что она согласится. Он начал верить в это только тогда, когда, стоя возле подъезда, Катя произнесла классическую фразу про «зайти, выпить что-то еще»…
— Так я могу рассчитывать, что вы не бросите слабую женщину в беде? — кокетливо-светски поинтересовалась Катерина.
— Конечно, — возбужденно затарахтел Василий Федорович. — Это мой мужской долг. Я вам всегда говорил: нам нужно чаще встречаться. И поверьте, Катенька, у вас не будет никаких, абсолютно никаких проблем.
Он мутно посмотрел на ее бюст, обведенный глубоким вырезом платья.
Она знала, что сейчас он тщится понять своим запотевшим от похоти умом, все ли светские приличия соблюдены и можно ли ему, наконец, приступить к долгожданной распаковке этого подарка судьбы?
«Поцелуи мы опустим», — жестко решила она, внезапно осознав истинную прагматичную причину путанского этикета: «все, что угодно, только не целоваться в губы!».
Свое тело можно контролировать. Но как заставить организм сдержать процесс обратной перистальтики, лобызаясь с подобным хрычом?
Однако свою убогую мечту он должен получить по полной программе.
— Я сейчас, — плотоядно проворковала Катерина, касаясь пальчиком его мясистого носа. — Ждите меня здесь.
— Катенька, — тяжело пропыхтел он. «Жди, жди…»
Продажная любовь — дело тонкое: поторопишься — мужик сочтет тебя проституткой, затянешь с оплатой — разозлится, испугавшись, что ты морочишь ему голову. Все должно быть точно, как в аптеке.
— А вот и я!
Катя картинно застыла в дверях спальни, в шелковом пеньюаре, белье и чулках, прекрасно понимая, что выглядит сейчас как тривиальная шлюха из «Плейбоя». И брезгливо отметила, как жалко исказилось его лицо.
«Быть может, мужчин возбуждают не столько сами чулки, сколько рабская покорность, с которой женщина безропотно натягивает на себя эту пошлость? Идиот, полный идиот… Интересно, сколько это у него займет времени?» — тоскливо подумала она, когда тот, поняв, что получил долгожданную отмашку, ринулся на нее и жадно вцепился в ее торс.
Стрелка на пастушьих часах приблизилась к половине одиннадцатого.
— Ля… — запели часы.
И Катя вдруг изогнулась дугой и начала судорожно хватать ртом воздух.
— О, Катенька, какая вы возбудимая! — завелся Василий.
А она почувствовала, что не может больше вытерпеть ни секунды и если сейчас же не вырвется из его тошнотворных рук, то заорет во всю глотку. Взвизгнув, Катя вывернулась с такой силой, что чуть не упала, и бестолково схватилась за спинку дивана.
— Что случилось? — просипел кавалер.
Она нелепо заметалась по комнате, будто птица, случайно залетевшая в человеческое жилье и затравленно ищущая выход. Хотелось выскользнуть, вырваться, избавиться, убежать…
