С трудом удерживая в объятиях расчлененные ударом о лестницу музея останки велосипеда, Маша, пыхтя, вылезла из яра под Старокиевской горой. Даша послала ее за седлом. Но, во-первых, оказалось, что у нее попросту не хватает сил открутить его самой, во-вторых, при виде несчастной груды металлолома Маше вдруг стало до слез жалко родительского подарка. Наверняка отец починит его, и…
«И этот велосипед еще переживет меня», — философски подумала его владелица.
«Вы умрете прежде, чем рябая станет любой, а боль сгорит в огне!»
«Быть может, привидения, которые якобы обитают во всех старых замках и особняках, — это души людей, которые не могут смириться с изменой своих домов и вещей? В таком случае, здесь, на Старокиевской горе, должен быть целый штат призраков».
— Вот это и есть та самая Лысая Гора!
У ограждающего яр со стороны музея символического заборчика из круглых низкорослых столбов, скованных обвисшими до земли черными цепями, стояла сомнительная парочка. Белобрысый парень, поставив правую ногу на цепь и покачивая ею, словно на качелях, указывал гордым пальцем куда-то за Машину спину. Темно-русая девушка рядом с ним скептически проследила за его рукой.
— На ней 1 мая в Вальпургиеву ночь собираются киевские ведьмы. Праздновать День международной солидарности всех трудящихся! — В его голосе слышался ироничный апломб: очевидно, белобрысый считал себя знатоком и пытался произвести впечатление на свою спутницу.
— Это не Лысая Гора, — возразила девушка холодно. — Лысая — там. — Ее указательный палец полетел куда-то вдаль. — Та, на которой Павловскую психушку построили!
Несмотря на неудобную тяжесть велосипеда, Маша вздрогнула беззвучным коротким смешком и чуть не выронила скрюченное колесо.
«И отчего, — не без оснований удивилась она, — никто не развесит на них таблички? Это ж наша национальная достопримечательность! Все знают, что Лысая Гора — в Киеве. Но где она и сколько их на самом деле — толком не знает никто».
Последнее было не удивительно.
За сотни лет существования Города летописные киевские горы претерпели немало реинкарнаций, и каждая новая жизнь дарила им нового владельца, дававшего ей свое имя, в обилии которых путались даже профессионалы. Маленькую гору, провозглашенную Лысой белобрысым, звали Детинка, или Клинец. А большую, расположенную справа от Старокиевской, — и Хоревицей, в честь брата Кия — Хорива… И Замковой, в память построенного на ней в четырнадцатом веке и сметенного триста лет спустя величественного воеводского замка, с подъемным мостом, опускавшимся через нынешний Андреевский спуск на гору Уздыхальницу… И Киселевкой в честь последнего воеводы Адама Киселя… И Флоровской, поскольку с другой стороны горы прилепился действующий и доныне Флоровский женский монастырь и на серых дореволюционных фотографиях гордую макушку горы украшала его Троицкая кладбищенская церковь. И как-то еще…
И, естественно, Лысой!
Да и какую из многочисленных киевских гор не обзывали Лысой хоть однажды, если, как верно объяснила Маша Даше, только официально признанных их насчитывалось целых четыре?
«Нет, точно нужно таблички вешать, заодно бы и написали, какая из них первая, а какая — вторая? И как их вообще считать: по старшинству или слева направо?»
Оглядываясь на спорившую парочку, Маша врезалась в живот какой-то экскурсии и, испуганно извинившись, то ли выронила, то ли положила на землю свой металлолом и энергично затрясла затекшими руками.
— …Город, названный в честь старшего брата, — Киев — столицу Древней Руси и Мать городов русских! — заслышала она знакомый, сочный и самоуверенный голос, подействовавший на нее, как игра дудочника на крыс. — Согласно одной из древних киевских легенд, князь Кий был не кто иной, как kuj — герой, победивший змея, обитавшего в этих краях.
Обойдя небольшую рощу из заинтересованных спин, Маша увидела возвышавшуюся перед ними Василису Андреевну. Ее крупногабаритную фигуру бескомплексно обнимало платье в красных маках.
— Одержав победу, Кий впряг змея в плуг и вспахал землю. Из этих борозд возникли Днепр, днепровские пороги и валы вдоль Днепра, получившие название Змеевалы. Змеевалы, сохранившиеся до наших дней, мы увидим в конце экскурсии. А теперь посмотрите направо: перед вами лебединая песня архитектора Растрелли. Единственная в Киеве церковь, у которой нет колоколов. Подойдем к ней поближе…
— Здравствуйте, Василиса Андреевна, — обнаружила свое присутствие студентка.
— Здравствуй, Ковалева. Прическу новую сделала? Молодец, — равнодушно похвалила ее преподавательница.
Экскурсанты двинулись в указанном Васей направлении. Соизмеряя шаг с решительной походкой Василисы, Маша затрусила рядом с ней. Во рту у нее катался конфетным шариком вопрос, но задавать его строгой Васе она не решалась.
— Кто, Ковалева, глядя на эту топографическую невнятицу, — брюзгливо выговорила Василиса Андреевна, охватывая взглядом непрезентабельную зеленую поляну, заполненную ленивой субботней публикой, без особого интереса взирающей на металлические таблички, объясняющие легендарное происхождение того или иного камня или бугра (бывших некогда частями вала и рва легендарного Града Кия), — скажет, что это уникальное в своем роде место?! Я бы сравнила Старокиевскую гору с некой яйцеклеткой, из которой за девять столетий развился не только Киев, но и сама Киевская Русь.
— Василиса Андреевна, — осмелилась наконец Маша, — можно задать вам один вопрос?
— Хочешь спросить, почему у Андреевской церкви нет колоколов? — интригующе улыбнулась ей историчка.
— Нет, — отказалась Маша. — Я хотела спросить, какая из четырех Лысых Гор Киева считается второй?
— Вот что тебя интересует, — разочарованно протянула Василиса.
— Вы-то уж точно должны это знать!
Но Вася не проглотила ее лесть.
— Нет, не знаю, — отшвырнула незадачливый комплимент она. — Такое определение нигде не упоминается. А почему ты спрашиваешь?
— Загадку разгадываю, — потупившись, пробубнила Ковалева.
— Ну так скажи мне ее всю целиком! — недовольно приказала Василиса, всем своим видом демонстрируя: студентка зря отнимает у нее время.
— Приходите на вторую гору и не бойтесь: Василий не причинит вам зла. — Маша нервно поджала живот, ожидая, что эта тарабарщина окончательно выведет суровую истеричку из себя.
— Тогда это Чертова гора, под Владимирской горкой, — безапелляционно заявила Василиса и двинулась прочь.
— Стойте. Стойте! — При всем парализующем страхе, который вызывала у нее важная Василиса Премудрая, Маша не могла упустить столь важную разгадку. — А при чем тут Василий?! И почему «не бойтесь»?
Экскурсантам (на этот раз не иностранным, а братского славянского разлива), похоже, надоело ждать своего поводыря, и они подтянулись к ним, с любопытством прислушиваясь к последним словам гида.
