«ДБ-3» тем временем поднялись выше и шли прямиком к Ла-Маншу. Иван Маркович, отпустив эскорт, решил больше не рисковать — мало ли на кого можно напороться на завершающем отрезке пути. Вскоре английский аэродром и кровавая схватка в его окрестностях остались позади.
Владимир уже не видел, как англичане, потеряв тройку своих, отправили в последнее пике четыре «Ме-110». Жестокая карусель «собачьей схватки», преимущество в которой у легких и маневренных «Спитфайров» и «Харикейнов». Он не видел и прорвавшуюся на помощь своим четверку «Эмилей». Только через пару дней летчики полка узнали, что из того рейда не вернулась половина группы гаупмана Шрейдера. Сам командир, будучи раненным, буквально чудом довел покалеченную машину до своего аэродрома.
Над островом Уайт группу неожиданно атаковало звено «Харикейнов». Спикировавшие со стороны солнца истребители проскочили мимо звена старшего лейтенанта Журавлева и обстреляли его ведомых. Ответный огонь бомбардировщиков запоздал. Стрелки спохватились только тогда, когда пули «Браунингов» уже рвали фюзеляж и консоли бомбардировщика с номером «23».
К счастью, льющийся из пробитых баков бензин сразу не загорелся, а затем пробоины затянуло, забило фиброй. Бомбардировщик младшего лейтенанта Ковалева уверенно держался на курсе. Тяжелая машина очень живуча, еще во время Персидской операции выяснилось, что «ДБ-3» одной очередью не завалить.
Беда не приходит одна. Уже над проливом «двадцать третий» начал постепенно отставать от своих. Кирилл Журавлев передал по рации, что видит над правым мотором ведомого дымок. Поврежденный пулеметной очередью двигатель отказал. Второй мотор еще тянул. До Франции оставались считанные километры. Опасности позади, здесь, над серыми волнами Ла-Манша, можно не бояться вражеских истребителей.
Овсянников сбавил скорость своего самолета, тем самым притормаживая строй группы. Потом, на земле, подполковник никак не мог себе объяснить, почему он принял это решение. Интуиция заставила немного опустить сектор газа. Что-то черное, нехорошее кольнуло душу — не следует бросать поврежденную машину. Действительно, предчувствия оправдались.
Уже над заливом Сены, в виду серой полоски континентального берега, дым от мотора самолета Ковалева повалил сильнее. Из-под кожуха выстрелил язык пламени. Еще несколько секунд, и крыло бомбардировщика объял огонь. Что там произошло, почему машина загорелась, осталось неизвестным. Потом консилиум механиков пришел к выводу, что малоопытный летчик забыл инструкцию и не перекрыл подачу топлива к поврежденному мотору.
Ковалев пытался сбить пламя скольжением, но неудачно. Радист на вызовы не отвечал. Журавлев по ближней связи передал, что видит Петю Абрамова, стрелка-радиста в экипаже Ковалева сидящим в верхней башне. Стрелок склонился над пулеметом, на сигналы не реагирует. Ранен? Убит? Все может быть.
За самолетом тянется густой черный шлейф, крыло горит. Огонь все ближе и ближе подбирается к фюзеляжу. Кирилл Ковалев помахал напоследок товарищам и отвернул вправо от курса группы. Видимо, решил попытаться доползти до берега в районе Байё.
Ребята, стиснув зубы, многие со слезами на глазах, смотрели вслед товарищам. Старший лейтенант Журавлев тоже отделился от группы и шел за машиной Ковалева. Два самолета медленно удалялись, пока не превратились в черные точки на горизонте. Черный шлейф от горящего бомбардировщика хорошо был виден издали. Неожиданно он исчез, пропал из виду.
До аэродрома группа дошла без приключений. Машины четко, одна за другой, заходили на посадку. Владимир Ливанов приземлился одним из последних. К замершему у края летного поля, близ капониров, бомбардировщику подбежали механики. Макс и Владимир к тому времени уже выбрались из машины по веревочной лестнице через нижний люк кабины штурмана. Осталось только дождаться Серегу Зубкова, радист задержался в своей кабине, как он передал по СПУ, парашют зацепился за рычаг и распустился.
Первым делом, спустившись на землю, Ливанов рухнул на бетон и со стоном потянулся за пачкой папирос. Руки немного подрагивали, и прикурить удалось только с третьей спички. Макс бухнулся рядом с летчиком и, заложив руки за голову, уставился в небо. Так он и лежал минут пять, не обращая никакого внимания на суетящихся вокруг самолета механиков и оружейников.
— А тихо-то как, — наконец протянул Макс, открыв глаза.
— Где вы тишину нашли, товарищ лейтенант? — полюбопытствовал младший комвзвода Зубков. Стрелок-радист как раз проходил мимо лежащих на бетонке под самолетом летчика и штурмана.
К бомбардировщику в этот момент подъехала полуторка с топливной цистерной, двое голых по пояс оружейников катили тележку с ФАБ-250. Механики, отчаянно матерясь, латали полуметровую пробоину в левой консоли. Рядом с машиной Ливанова мотористы снимали кожух с правого двигателя бомбардировщика лейтенанта Столетова. Нет, тишиной на самолетной стоянке и не пахло, даже намека на тишину.
— Зато моторы молчат, — загадочным тоном протянул Хохбауэр.
Зубков только покачал головой, удивляясь непонятной простому русскому человеку душе штурмана и, присев на корточки над Владимиром Ливановым, осторожно отлепил от его губы погасший окурок. Затем радист суеверно перекрестился и полез в нижний люк самолета проверить работу рации. При возвращении с задания на родной аэродром Зубкову показалось, что приемник немного барахлит.
— Пусть спят, бедолаги, — прошептал себе под нос радист, выкручивая крепежные винты из рации.
Он, в отличие от летчика и штурмана, уже знал, что через два часа экипаж снова пойдет в бой. Приказ подготовить неповрежденные машины к вылету подполковник Овсянников передал на аэродром еще в небе над Ла-Маншем. Как в большинстве случаев, командир оказался прав — к моменту возвращения группы Овсянникова на КП из штаба дивизии пришел приказ: сегодня же подготовить вылет и нанести удар по авиамоторному и химическому заводам у Ньюкасл-апон-Тайна.
Естественно, Иван Маркович первым делом позвонил в штаб. На том конце провода ему как-то нехорошо обрадовались и тут же соединили с Семеновым. Выслушав доклад, генерал-майор грубо оборвал Овсянникова, собравшегося осторожно поинтересоваться срочностью и обязательностью последнего приказа, и потребовал уже через два часа поднять в небо весь полк.
Побагровевший от такой новости Иван Маркович набрался смелости и заявил, что в данный момент в его распоряжении семь бомбардировщиков и пять экипажей, не участвовавших в утреннем налете. Кроме того, из рейда на Бирмингем на аэродром вернулись 14 самолетов. Часть машин повреждена и не может подняться в воздух без срочного ремонта. И за два часа не успеем собраться, заправка топливом только одного бомбардировщика занимает час времени. Подготовка к вылету займет не менее трех часов, это в лучшем случае. Про себя Овсянников подумал, что не грех бы еще дождаться группу Иванова. Кто знает, сколько машин вернется домой?
Выслушав аргументы подполковника, Семенов потребовал пригласить к телефону майора Чернова. В этот момент решалась судьба Овсянникова. Обстановка нервная, чувствовалось, что комдив готов отстранить от командования не оправдавшего надежды подполковника. Сам Иван Маркович философски отнесся к возможной опале. Куда больше его беспокоили предполагаемые потери. Он по себе знал, что двух-трех часов на отдых людям будет мало.
