Вася прошел эту школу жизни от звонка и до звонка, ровно положенные для ударников в военное время два месяца. В середине декабря зеленую полусотню новобранцев сразу после учебки бросили на восполнение потерь 7-го ударного полка. После жарких боев на Суре полк сократился наполовину. Ударников всегда бросали на прорыв вражеской обороны и в сумасшедшие, бесшабашные контратаки, когда надо было любой ценой остановить вражеское наступление.
Последнему пополнению повезло, прибыли на фронт, когда все уже успокоилось, и венды, и кайсаки выдохлись и прекратили активные действия. Молодежь – а все новобранцы считаются молодежью, даже если у человека виски седые – получила возможность немного привыкнуть к обстрелам и фронтовому быту. Порядка, конечно, в боевых сотнях было меньше, чем под неусыпным надзором десятских в учебке, но люди уже успели привыкнуть к подчинению и ответственности.
Вася в первые дни на фронте буквально наслаждался покоем. Неожиданно появилось свободное время, а на обстрелы плевать. В отличие от своих сослуживцев, он успел повоевать, бывал под огнем, с полным правом мог украсить свой дом полудюжиной кайсацких скальпов, буде вдруг у него появится свой дом. Что же касается столь любимых внеуставных отношений, так робость давно прошла, Вася, в случае чего, мог за себя постоять, ударники это чувствовали пятой точкой и не пытались насесть на державшегося чуть в стороне странноватого парня с нехорошим блеском в глазах и говорившего с легким акцентом.
Контрнаступление
Владмиру и его друзьям повезло. 9-й Святославльский полк держали в войсковом запасе. Вражескую оборону рвали другие. Вендские войска сплошным потоком шли в прорыв. Началось. Воеводы требовали не задерживаться, не отставать, выжимать все из двигателей и только вперед. На север!
Полк на марше сжался в две колонны, так легче идти по проторенным бронеползами трассам. Бывшую вражескую полосу обороны почти и не заметили. Изрытое воронками поле, черные проплешины, закопченный снег, несколько застывших в поле бронеползов со скособоченными башнями. Тяжелый пехотный броневик шел по полю, не снижая скорости. Водитель только успевал уворачиваться от возникающих прямо перед носом машины рытвин и воронок. Окопы он проскочил, не тормозя, – задрал морду, пролетел по воздуху и тяжело бухнулся на снег всеми восемью колесами.
Еще три версты, и перед воинами предстала вторая линия обороны. Вот здесь вендам пришлось хуже. Пушкари не смогли подавить все огневые точки кайсаков, прорывать оборону пришлось броней и кровью. Глаза пехотинцев скользили по подбитым обгорелым бронеходам, заметаемым поземкой телам в вендской форме.
Колонна прошла мимо буквально забитого рваным железом оврага. Венды здесь накрыли огнем кайсацкий бронеходный резерв. Чуть дальше, у искалеченных осколками, опаленных огнем деревьев, застыли три тяжелых бронеполза – ударные пехотные «ТБ-43», защищенные толстенной броней, считавшиеся почти неуязвимыми, вооруженные двумя мощными пушками в башне и целым арсеналом пулеметов и ракетометов.
Что же их остановило? А вот и враги. На краю рощицы стоит коробка кайсацкой самоходной пушки. Тяжелый охотник «Ибрис» с мощным противобронным длинноствольным и очень точным орудием. Пушка поражает ударный бронеполз на расстоянии три версты, пробивает любую броню, в минуту может дать четыре прицельных выстрела. Страшная и опасная штука. В бою с «Ибрисами» лучше не встречаться или бить таких зверей из засад, обходить с боков, с тылу.
Засада. Степняки дрались до последнего, зубами держались за позиции. Вендам дорого дался прорыв. Немало бойцов полегло перед кайсацкими окопами, в жарких схватках с бронекавалерией, под огнем вражеских орудий и пулеметов, в попытках отбить кайсацкие конратаки.
Поле битвы хотелось бы назвать мертвым полем, но не получалось. Через растерзанную снарядами равнину волнами катили свежие вендские части. У подбитых бронеходов копошились бойцы в черной форме, меняли разбитые катки, натягивали гусеницы. Ремонтные десятки тащили в тыл покалеченные машины. Лекари собирали раненых. Уже потом придут похоронные отряды и вывезут тела погибших вендов. Кайсаков же ожидают групповые захоронения в снарядных воронках и развороченных окопах. Страшная правда войны – отношение к погибшему бойцу зачастую зависит только от того, за кем осталось поле боя.
Светало. Полк продолжал марш по разбитой гусеницами и бомбами фронтовой дороге. Когда-то это была бетонка, очень давно, еще до войны. Сейчас от дороги почти ничего не осталось. Прекрасный вендский бетон не выдержал марша сотен гусеничных машин.
Вдоль дороги изредка встречались следы недавних схваток. То тут, то там рвущиеся в прорыв венды натыкались на отходящие разрозненные кайсацкие части. А кругом одна степь и редкие перелески. Голые заснеженные холмы. Очень редко попадались развалины селений. Людей там давно не было, кто-то успел бежать перед кайсацким прорывом, а те, кто не успел, ушли позже, если не были убиты или угнаны степняками в рабство. Было такое, селяне и посадские срывались с места и прорывались к своим, зачастую вместе с попавшими в окружение частями вендской армии. Говорят, потери среди беженцев были страшными, многие не дошли, хотя дело было осенью, до снега.
Впрочем, людей вдоль Волги жило очень мало. Черноземы здесь знатные, урожаи богатые, но ведь риск. В любой момент может начаться война. Уж лучше жить за Доном, чем у Волги, победнее, земли меньше, зато за укреплениями. Так безопаснее.
Лучше смерть, чем плен. Венды верили, что посмертие свободного человека отличается от посмертной участи холопа. Даже на том свете существует кастовость. И следующая жизнь зависит от того, как ты прожил эту, и как ты умер, и даже как тебя похоронили – сожгли на костре или погребли, соорудили над тобой надгробие, освятили могилу либо бросили тело в яму с десятками таких же безымянных горемык, закопали и забыли.
– Воздух!!! – донесся из серьги истошный вопль сотника.
Самоходы увеличили скорость, водители взяли правее или левее, увеличивая интервалы между машинами. Сейчас полк шел, занимая всю полосу дороги, стараясь расшириться, рассредоточиться. Стрелки башенных пулеметов бронеходов и зенитчики повернули стволы на восток. Первыми открыли огонь зенитные самоходки. Стоило на зеркалах локаторов появиться отметкам вражеских самолетов, как с направляющих стартовали ракеты. Еще пять минут – и в дело вступили зенитные пушки. Затем заговорили пулеметы.
Владмир не видел, что творится там, в небе. Боец только вжал голову в плечи и сильнее стиснул автомат в руках. По ушам бил, резал, колотил надсадный рев пулеметов. На пол со звоном сыпались стреляные гильзы. Вдруг рядом с машиной громыхнуло. Еще и еще. Слух резанул вой и рев выходящего на сверхзвук самолета. Внезапно все стихло.
Оглядевшись, парень увидел бледные лица ребят, тревожные взгляды из-под шлемов. Командование не соизволило объявить бойцам об отражении воздушной атаки. Приходилось догадываться самим. Водитель немного сбавил скорость. Трясти стало меньше. Минут через пять по внутренней связи объявили: наши зенитчики завалили кайсацкий штурмовик, наши потери незначительны.
