— Он продержал ее всего три дня, прежде чем
убить, — сказала Старлинг.
— Периоды между похищением и убийством сокращаются. Да
это и неудивительно. — Голос Крофорда звучал поразительно ровно. —
Кэтрин Мартин в его руках уже двадцать шесть часов. Я считаю, если Лектер может
что-то выдать, пусть сделает это в следующей же вашей беседе. Я сейчас в
местной конторе ФБР, вас сразу переключили сюда. Я снял вам номер в мотеле
Хо-Джо всего в двух кварталах от психиатрички, может, вы захотите чуть-чуть вздремнуть
попозже.
— Он не доверяет нам, мистер Крофорд, он уверен, что вы
не позволите ему получить какие бы то ни было льготы. То, что он сказал о
Буффало Билле, было сказано в обмен на чисто личные сведения обо мне самой. Не
думаю, что есть прямая текстуальная связь между его вопросами ко мне и делом
Буффало Билла… Вы хотите услышать, какие это были вопросы?
— Нет.
— Вы поэтому не хотели меня подключать? Думали, мне
будет легче, проще рассказывать ему что-то, если никто больше не услышит?
— Есть ведь и другой вариант: что, если я доверяю вашим
суждениям, Старлинг? Что, если я считаю, что вы мой лучший игрок и я не хотел
бы, чтобы вся свора крепких задним умом людишек висела на вашей шее? Зачем мне
в таком случае было вас подключать?
— Понятно, сэр. — Ну, ты не зря славишься умением
обращаться с подчиненными, верно, мистер Кро-Кодил? — Что мы можем
предложить доктору Лектеру?
— Кое-что я посылаю вам прямо сейчас, получите через
пять минут, если только вы не хотите сначала немного отдохнуть.
— Да нет, лучше все сделать сразу, — сказала
Старлинг. — Вы скажите им, пусть позовут к телефону Алонсо. Скажите
Алонсо, я буду ждать его в коридоре, у восьмого отделения.
— Через пять минут, — повторил Крофорд.
Старлинг нетерпеливо меряла шагами потертый линолеум пола в
дежурке глубоко под землей. В тускло освещенной неопрятной комнате она казалась
единственным источником света.
Мы редко готовим себя к трудностям, прогуливаясь на природе
— в лугах или на усыпанных гравием аллеях; обычно мы делаем это в последний
момент, в каких-нибудь тесных и темных помещениях без окон, в больничных
коридорах, в комнатушках вроде этой, с видавшей виды кушеткой и пластиковыми
пепельницами с рекламой «Чинзано», с занавесями ядовитого цвета, закрывающими
не окна, а голые бетонные стены. Мы готовимся, мы продумываем и заучиваем
наизусть жесты, чтобы суметь повторить их даже в страхе, даже пред лицом самой
Судьбы. Старлинг была достаточно взрослой, чтобы понимать это; она решила, что
не даст этой комнате подавить ее волю. Она все ходила взад и вперед,
жестикулировала и говорила вслух, в воздух перед собою.
— Держись, девочка, — говорила она, обращаясь к
Кэтрин Мартин и к самой себе тоже. — Мы вовсе не такие плохие, как эта
отвратительная комната. Мы гораздо лучше, чем все это перетраханное место. Мы
сильнее и лучше, чем то помещение, где он тебя держит. Так помоги мне. Помоги
мне. Помоги мне. — На какой-то миг она подумала о своих умерших родителях.
Подумала: а не было бы им стыдно за нее сейчас? Лишь сам вопрос с минуту
занимал ее мысли, она не задумалась ни о его соответствии моменту, ни над
оценкой своих действий; она задала его вовсе не так, как это обычно бывает.
Ответ был — нет, им не было бы стыдно за нее.
Она ополоснула лицо и вышла в холл.
Дежурный Алонсо ждал в коридоре с запечатанным пакетом от
Крофорда. В пакете она обнаружила карту и письмо с инструкциями. Она быстро
просмотрела инструкции при свете коридорной лампы и нажала кнопку звонка, чтобы
Барни открыл ей дверь.
Глава 25
Доктор Лектер сидел у своего стола, просматривая полученную
корреспонденцию. Старлинг почувствовала, что теперь ей стало легче подходить к
его клетке, даже когда он на нее не смотрит.
— Доктор.
Он поднял палец, требуя тишины. Кончив читать письмо, он
некоторое время размышлял, опершись подбородком о большой палец шестипалой
левой руки, а указательный прижав к щеке у самого носа.
— Как бы вы отнеслись к этому? — спросил он, кладя
документ на передвижной поднос.
Это было письмо из Патентного бюро Соединенных Штатов.
— Это про мои часы-распятие, — пояснил доктор
Лектер. — Они не дают мне патента, но советуют получить авторские права на
циферблат. Вот взгляните. — Он положил на поднос рисунок размером с
обеденную салфетку, и Старлинг вытянула его на свою сторону. — Вы,
возможно, обратили внимание, что на большинстве распятий руки Распятого
указывают, ну, скажем, на без четверти три или без десяти два, тогда как ноги —
всегда на шести. На этом циферблате Иисус, как видите, на кресте, а Его руки
движутся, указывая время, точно стрелки, так же как стрелки на всем известных
диснеевских часах.
[50]
Ноги же остаются на шести, а наверху
маленькая секундная стрелка вращается в нимбе. Что вы об этом думаете?
Анатомически набросок был очень точен. А голова… Голова была
ее собственная.
— Большинство деталей будет утрачено, когда рисунок
уменьшится до размера ручных часов, — сказала Старлинг.
— Это верно, к сожалению. Но представьте себе
настольные или стенные часы. Вы полагаете, стоит предлагать эту идею без
патента, не опасаясь плагиата?
— Вам ведь придется покупать кварцевые часовые
механизмы, верно? А они уже запатентованы. Не знаю точно, но мне думается,
патент выдают только на уникальные механические устройства, в то время как
графическое изображение защищается авторским правом.
— Вы ведь не юрист, правда? Они там, в ФБР, теперь,
кажется, этого больше не требуют?
— У меня есть для вас предложение, — сказала
Старлинг, открывая атташе-кейс.
Подошел Барни. Как она завидовала невероятному спокойствию
этого огромного человека. По глазам видно было — он вовсе не дурак, более того,
в их глубине светился недюжинный ум.
— Извините меня, пожалуйста, — сказал
Барни. — Если вам придется сражаться с большим количеством, бумаг, тут в
шкафу есть небольшой рабочий стол вроде одинарной школьной парты, за ним у нас
психоаналитики работают. Хотите?
Буду выглядеть как школьница, Да или нет?
— Мы могли бы поговорить сейчас, доктор Лектер?
Доктор поднял раскрытую ладонь в знак согласия.
— Да Барни, спасибо, — поблагодарила Старлинг.
Теперь она сидела удобно, и Барни был достаточно далеко.
— Доктор Лектер, сенатор намеревается сделать вам
замечательное предложение.
