Сейчас Крофорд за ней заедет. Надо быть готовой. Надо думать
только о том, чтобы быть готовой.
Черт возьми. Черт ВОЗЬМИ. ЧЕРТ ВОЗЬМИ. Вы же ее убили,
доктор Чилтон. Ты убил ее, доктор Дерьмячья Морда. Лектер много еще чего знает,
и я могла это выяснить. А теперь все пропало. Все пропало. Все впустую. Если
Кэтрин Мартин всплывет, я заставлю тебя на нее посмотреть. Слово даю. Забрал у
меня это дело. Стоп. Нужно сейчас же заняться чем-нибудь полезным. Прямо
сейчас. Сию минуту. Что я могу сделать прямо сейчас? Сию минуту? Привести себя
в порядок.
В ванной — разные сорта мыла в бумажной обертке, шампунь,
лосьон, крем и небольшой набор швейных принадлежностей; в хороших мотелях
хорошо заботятся о постояльцах.
Встав под душ, Старлинг, словно во вспышке молнии, увидела
себя малолеткой, несущей полотенца, куски мыла в бумажной обертке и флаконы с
шампунем матери. Она работала в мотеле горничной. Когда Клэрис было восемь лет,
туда повадилась ворона, одна из стаи, прилетавшей в их затхлый городишко вместе
с резким и пыльным ветром. Ворона эта приноровилась таскать мелкие вещи с
тележки горничной. Тащила все, что блестит. Терпеливо ждала удобного случая, а
затем усаживалась на тележку и принималась копаться среди множества вещей,
необходимых для уборки. Иногда ей приходилось совершать аварийный взлет, и при этом
она непременно гадила на чистое белье. Как-то раз одна из уборщиц швырнула в
ворону отбеливателем, нимало ее не испугав. Только белая россыпь пятен
покрывала с тех пор иссиня-черные перья птицы. Черно-белая ворона всегда
следила за Клэрис, дожидаясь, чтобы девочка отошла от тележки — отнести
что-нибудь нужное матери, когда та мыла ванную. Именно в дверях такой ванной
мать и сказала, что Клэрис придется уехать от них и жить в Монтане. Потом мать
отложила полотенца, которые держала в охапке, села на край кровати и прижала
Клэрис к себе. Старлинг до сих пор снилась эта ворона, а сейчас привиделась
особенно четко, она даже и подумать не успела — почему вдруг? Рука сама собой
поднялась — швырнуть чем-нибудь, а затем, оправдывая неожиданный жест,
проследовала ко лбу и убрала с него мокрую прядь волос.
Оделась она очень быстро. Брюки, блузка, шерстяная
безрукавка, короткоствольный револьвер удобно устроился под мышкой в своей
плоской, словно блин, кобуре, подсумок со скорозарядным устройством — на поясе
с противоположной стороны. С пиджаком надо бы поработать. Шов на подкладке
сильно потерся. Ей необходимо чем-то занять себя. Занять себя, чтобы остыть.
Она взяла из ванной швейные принадлежности и подшила подкладку. Некоторые
агенты вшивают шайбы в полы пиджака, чтобы они легче откидывались; надо будет
тоже так сделать…
В дверь постучал Крофорд.
Глава 31
С точки зрения Крофорда, разгневанные женщины выглядят
вульгарно. Волосы на затылке яростно торчат перьями, лицо в пятнах, молнии не
застегнуты. Все неприглядные черты вылезают наружу, словно под увеличительным
стеклом. Старлинг и тут не изменила себе: она выглядела прекрасно, хотя зла
была как черт.
Крофорд чувствовал, что вот сейчас ему может открыться в ней
нечто неожиданное, некая правда.
Она стояла на пороге; из открытой двери на него пахнуло
влажным теплом и ароматом хорошего мыла; постель была аккуратно застелена
покрывалом.
— Что скажете, Старлинг?
— Я скажу — черт бы его побрал, мистер Крофорд. А вы
что скажете?
Он сделал головой приглашающий жест:
— Кафе на углу уже открыто. Идемте, выпьем кофе.
Утро было мягкое, совсем не похожее на февральское; они шли
мимо больницы, и солнце, все еще низко стоявшее на востоке, ярко-красными
лучами озаряло ее фасад. Джефф медленно следовал за ними в служебном фургоне,
им было слышно, как потрескивают там рации. В какой-то момент он протянул в
окно Крофорду телефонную трубку, и тот очень коротко с кем-то поговорил.
— А я могу подать иск на Чилтона за то, что он
препятствует исполнению закона?
Старлинг шла чуть впереди, и Крофорд видел: на щеках у нее
напряглись желваки, когда она, задав этот вопрос, замолчала.
— Нет, ничего не выйдет.
— Ну а если он угробил Кэтрин, если она погибнет из-за
него? С каким удовольствием я вцепилась бы ему в физиономию… Не отправляйте
меня назад, в Академию, мистер Крофорд. Позвольте и дальше заниматься этим
делом.
— Два условия. Первое. Если я вас оставлю, то вовсе не
для того, чтобы вы вцепились Чилтону в физиономию. Этим займетесь позже.
Второе. Если я задержу вас надолго, вас отчислят. Это будет стоить вам
нескольких лишних месяцев. Академия никому не делает поблажек. Я могу только
гарантировать, что вас возьмут обратно, но это — все. Место для вас будет, это
я обещаю.
Она тряхнула головой, высоко подняв подбородок, затем снова
потупилась, но шага не замедлила.
— Наверно, такие вопросы нельзя задавать начальству,
невежливо, но — у вас неприятности? Сенатор Мартин… Она может здорово вам
напортить?
— Старлинг, мне через два года уходить на пенсию. Нашел
я тело Джимми Хоффы
[59]
и тайленолового
[60]
убийцу, не нашел — я все равно должен буду уйти. Так что все остальное не имеет
значения.
Крофорд, весьма осторожный в своих желаниях, знал, как
хочется ему быть мудрым. Он понимал, что стареющий мужчина может уйти в этом
желании настолько далеко, что в конце концов создаст свою собственную, мнимую
мудрость. А это убийственно для поверивших в него молодых. Поэтому он говорил
очень сдержанно и только о том, что хорошо знал.
То, о чем Крофорд говорил Старлинг на обшарпанной
балтиморской улочке, он узнал в те долгие зимние рассветы, которые ему
приходилось встречать в Корее во время войны, закончившейся еще до рождения
Клэрис. Впрочем, о Корее он не упомянул, поскольку не нуждался в этом для
упрочения своего авторитета.
— Сейчас очень трудное время, Старлинг. Используйте его
с толком, и оно закалит вас. Самое трудное испытание: не дать гневу и отчаянию
парализовать ваши мысли. В этом суть, от этого зависит, сможете вы руководить
людьми или нет. Глупость и равнодушие бьют сильнее всего. Чилтон туп как
пробка. Его чертова глупость может стоить Кэтрин Мартин жизни. Но может, и нет.
Ведь есть мы, мы — ее шанс, Старлинг. Кстати, какова температура жидкого азота
в лабораторных условиях?
— Температура чего? А, жидкого азота… Минус двести по
Цельсию, приблизительно. Кипит при температуре чуть выше этой.