— Нет. Скорозарядное устройство.
— А-а-а, стало быть, вы по-прежнему вооружены?
— Да.
— Тогда вам надо выпустить свой пиджак в боковых швах.
Вы шьете?
— Шью.
— Вы сами шили этот костюм?
— Нет. Доктор Лектер, вам всегда все удается узнать.
Значит, поговорив с этим Билли Рубином по душам, вы должны были бы знать о нем
гораздо больше!
— Почему это?
— Если вы с ним беседовали, вы должны знать о нем все.
Но вы почему-то вспомнили только одну деталь — что он болен антракозом. Вы бы
видели, как все наши запрыгали, когда из Атланты сообщили, что это
профессиональная болезнь кузнецов и ножовщиков. Они проглотили все это за милую
душу. И вы знали, что так оно и будет. Вам за это должны были дать номер в
лучшем отеле, доктор Лектер. Но если вы с ним действительно встречались, вы бы
знали о нем все. Поэтому мне кажется, что вы с ним никогда не беседовали, это
Распай вам о нем рассказывал. А вам просто не хотелось, чтобы сенатор Мартин
сочла эти сведения информацией из вторых рук. Она бы на такое не клюнула, не
так ли?
Старлинг быстро оглянулась через плечо. Один из полицейских
показывал другому что-то в журнале «Оружие и боеприпасы».
— У вас было что мне рассказать — еще там, в Балтиморе,
доктор. Я уверена, что это очень важная информация. Расскажите мне все, хорошо?
— Я прочел всю папку с делом, Клэрис. А вы? Все
необходимое, чтобы его поймать, в этой папке есть. Нужно только все внимательно
прочитать. Даже заслуженный инспектор Крофорд при внимательном чтении нашел бы
все, что нужно. Кстати, вы слышали его потрясающую речь на прошлогоднем выпуске
Национальной школы полиции? Цитировал Марка Аврелия. Говорил о долге, чести,
доблести! Посмотрим, что он за стоик, когда Белла сыграет в ящик. Он, видимо,
всю свою философию черпает из сборников мудрых мыслей. Мне так кажется. Если бы
он читал Марка Аврелия и понимал его, он бы давно закончил это расследование.
— Так расскажите же мне!
— Вы иногда демонстрируете некоторую способность
мыслить в контексте, и тогда я даже забываю, что ваше поколение вообще не умеет
читать. Клэрис, император Марк Аврелий призывал к простоте. Первый его принцип:
о любом предмете прежде всего спроси, что он являет собой, каково его строение,
какова его причинная сущность?
— Это мне ни о чем не говорит.
— Что он делает, этот человек, за которым вы охотитесь?
— Он убивает…
— Да нет же! — воскликнул доктор Лектер,
отвернувшись в сторону, недовольный ее несообразительностью. — Зачем ему
нужны эти убийства, какую нужду он удовлетворяет в первую очередь?
— Гнев, социальные обиды, сексуальная неудов…
— Нет!
— Что же тогда?
— Он жаждет. Жаждет, кстати, быть тем самым, что и вы.
Это его сущность — жаждать. Клэрис, как мы начинаем желать что-либо? Мы что,
ищем чего бы возжелать?
— Нет. Мы просто…
— Вот именно! Именно! Мы жаждем того, что видим
повседневно. Разве вы не ощущаете на себе глаза всех встречных? Случайных
встречных, Клэрис? Разве ваши глаза не скользят по предметам, которые вам
попадаются?
— Ну, хорошо, но скажите мне, как…
— Теперь ваша очередь рассказывать мне, Клэрис. Нам
вряд ли снова представится такой случай поговорить. Вы больше не можете
предложить мне каникулы у моря под эгидой Центра по изучению болезней зубов и
копыт. Наши отношения теперь будут строиться на строгом соблюдении принципа
quid pro quo. С вами надо соблюдать осторожность. Так вот, рассказывайте,
Клэрис.
— Что рассказывать?
— То, что не дорассказали в прошлый раз. Что произошло
с вами и с вашей лошадью потом и как вам удается подавлять гнев.
— Доктор Лектер, у нас еще будет время, и я…
— Мы по-разному отсчитываем время, Клэрис. У вас его
больше не будет.
— Послушайте, доктор, это потом. Я…
— Нет. Я хочу послушать вас сейчас. Через два года
после смерти вашего отца мать отправила вас к своей двоюродной сестре, которая
жила с мужем на ранчо в штате Монтана. Вам тогда было десять лет. Вы
обнаружили, что на ранчо откармливают старых лошадей, перед тем как отправить
их на бойню. И вы сбежали с одной из этих лошадей — у нее еще было скверно со
зрением. А потом?
— Было лето, и мы могли ночевать в поле. Потом мы по
проселочной дороге добрались до самого Бозмена.
— У лошади была какая-нибудь кличка?
— Вероятно, только они никогда… Они ведь откармливали
ее для бойни, зачем им была ее кличка? Я звала ее Ханна. Мне нравилось это имя.
— Вы ее вели под уздцы или ехали верхом?
— И так и эдак. Приходилось подводить ее к забору,
чтобы взобраться.
— Итак, пешком и верхом вы добрались до Бозмена.
— Да. Там был конный двор и школа верховой езды — на
перестроенном старом ранчо на окраине. Я упросила владельца пристроить туда
Ханну. Это стоило двадцать долларов в неделю — если в открытом загоне. В
конюшне еще дороже. Они там сразу поняли, что она плохо видит. Я сказала, ну и
что, я же могу водить ее под уздцы и катать ребятишек, пока их родители учатся
верховой езде, понимаете? А я могу жить тут же и убирать конюшню. Хозяин все
кивал головой, а его жена тем временем вызвала шерифа.
— Шериф был такой же полицейский, как ваш отец.
— Да, только я все равно его очень испугалась. У него
было такое большое красное лицо. Он заплатил эти двадцать долларов за Ханну. На
время, как он сказал, пока «все утрясется». Он еще сказал, что погода стоит
теплая и незачем держать лошадь в конюшне. Потом об этом прознали газетчики и
подняли шумиху. Моя тетка согласилась меня отпустить. Так что в итоге я
оказалась в лютеранском сиротском доме в Бозмене.
— В приюте?
— Да.
— А Ханна?
— Она тоже там оказалась. Один богатый фермер-лютеранин
снабдил нас бесплатно сеном. В приюте был сарай, туда ее и поместили. Мы на ней
пахали приютский огород. За ней, правда, надо было все время следить. Она могла
поломать шпалеры с бобами, затоптать посадки, которые были слишком малы, чтобы
она чувствовала их ногами. А еще мы запрягали ее в тележку и катали детей.
— А потом она умерла.
— Ну да.
— Расскажите мне об этом.
— Это было в прошлом году, они написали мне в Академию.
Они там подсчитали, что ей к тому времени было не меньше двадцати двух лет. Она
и в тот день катала детей в тележке, а ночью умерла. Во сне.
Доктор Лектер был явно разочарован.
— Как трогательно! — сказал он. — А что, ваш
приемный отец там, в Монтане, он вас не трахал?
