— Повезло тебе, что пропустила сегодняшние
занятия, — сказала Мэпп. — Этот проклятый Ким Вон заставил нас
прямо-таки землю рыть! Правда-правда! У них там, в Корее, сила тяжести,
наверное, больше, чем у нас. И когда они приезжают сюда, им ничего не стоит
получить место преподавателя физподготовки. Они здесь легкими становятся!
Понимаешь? Кстати, Джон Бригем заходил.
— Когда?
— Совсем недавно. Хотел узнать, не вернулась ли ты.
Волосы напомадил. Он все по холлу бродил, как первокурсник какой-нибудь. Мы с
ним немного поговорили. Он сказал, что если ты отстала от курса и тебе надо
засесть за учебники, то лучше нам завтра не ходить на стрельбище, а как следует
позаниматься. А он разрешит нам пострелять в выходные. Я сказала, что мы ему
тогда сообщим, если соберемся. Он хороший человек.
— Ага. Хороший.
— А ты знаешь, что он хочет включить тебя в нашу
сборную по стрельбе на соревнованиях против команд УБН и таможенной службы?
— Нет.
— Это открытые соревнования, не просто женский турнир.
Теперь следующий вопрос: ты хоть что-нибудь знаешь к экзамену по Четвертой
поправке?
[66]
— Довольно много.
— Хорошо, тогда скажи-ка, о чем было дело «Чимел против
штата Калифорния»?
— Об обысках в средних школах.
— Что именно об обысках в средних школах?
— Не помню.
— Так вот, в этом деле рассматривалась «концепция
непосредственной близости». А кто такой Шнеклот?
— Черт, не помню!
— Дело «Шнеклот против Бустамонте».
— Кажется, это имеет отношение к определению разумного
предела вмешательства в личную жизнь…
— Черта лысого! Разумный предел вмешательства в личную
жизнь — это Принцип Катца! Дело Шнеклота — это о согласии на обыск! Да, я вижу,
детка, что нам с тобой придется засесть за книги! У меня есть все конспекты.
— Только не сегодня!
— Конечно, нет. Но завтра утром, когда твои мозги
отдохнут и станут более восприимчивы, мы начнем сажать в эту плодородную почву
семена, чтобы снять урожай в пятницу, на экзамене. Да вот еще что! Бригем
сказал — а я обещала никому не говорить, — он сказал, что тебе ничего
серьезного не угрожает. Тебя, конечно, вызовут для объяснений, но этот надутый
сукин сын Крендлер, который будет давать против тебя показания, уже ничего
толком не помнит. А через пару дней он вообще про тебя забудет. У тебя хорошие
оценки, а с этим экзаменом мы легко справимся! — Мэпп некоторое время
изучала усталое лицо Клэрис. — Ты для этой бедняги Кэтрин столько сделала
— никто другой больше не сделал бы! Да еще сама подставилась! В конце концов,
именно ты сдвинула все дело с мертвой точки. Теперь самое время собой заняться.
А может, тебе прямо сейчас завалиться на боковую? Я и сама собираюсь сделать то
же самое.
— Арделия, спасибо тебе за все!
Потом, когда они уже погасили свет, Мэпп вдруг окликнула ее:
— Старлинг!
— Да?
— Как ты думаешь, кто красивее, Бригем или неотразимый
Бобби Лоуренс?
— Не знаю…
— У Бригема татуировка на плече. Я сама видела, сквозь
рукав рубашки. Знаешь, что там у него?
— Понятия не имею…
— Скажешь мне, если узнаешь?
— Скорее всего — нет.
— А вот я тебе рассказала про разноцветные трусы Бобби!
— Да ты их в окно увидела, когда он с гантелями
занимался!
— Это тебе Грейс сказала? Вот болтливая… Но Старлинг
уже спала.
Глава 45
Около трех часов ночи Крофорд, дремавший возле жены,
внезапно проснулся. Белла вдруг пошевелилась, и ее дыхание прервалось. Он сел и
взял ее за руку.
— Белла!
Она глубоко вздохнула. Глаза ее были открыты — впервые за
много дней. Крофорд наклонился к ее лицу, хотя знал, что она его все равно не
видит.
— Белла, я люблю тебя, родная, — сказал он,
надеясь, что она его слышит.
Он испугался, страх бился о ребра, кружа, как залетевшая в
комнату летучая мышь. Потом он взял себя в руки.
Он хотел что-нибудь сделать для нее, хоть что-нибудь, но
боялся, как бы она не почувствовала, что он отпустил ее руку.
Он приложил ухо к ее груди. Услышал, как ее сердце дрогнуло,
затрепетало и остановилось. И больше ничего. Только какой-то странный звук,
словно что-то течет. Он так и не понял, откуда пришел этот звук: из ее груди
или у него просто звенело в ушах.
— Да благословит тебя Господь, да примет он тебя… твоих
родных, — прошептал Крофорд слова, и ему хотелось, чтобы это было правдой.
Он привлек ее к себе, сел, откинувшись на изголовье кровати,
и прижимал Беллу к груди, пока умирал ее мозг. Платок сполз с головы, и стало
видно то, что осталось от ее волос. Он не плакал, у него не было больше слез.
Потом Крофорд надел на Беллу ее любимую, самую лучшую ночную
рубашку и посидел еще немного, прижимая руку жены к своей щеке. Широкая ловкая
ладошка с мозолями от бесконечной возни в саду и запястье все истыканное
иголкой для внутривенных вливаний.
Когда она приходила из сада, ее ладони всегда пахли
тимьяном…
Представь себе, что это яичный белок — так просвещали Беллу
о сексе подруги в школе. Они с Крофордом смеялись над этим в постели много лет
назад, несколько лет назад, недавно. Не думай об этом! Не об этом! Вспомни
что-нибудь хорошее, чистое. Это и было чистое!.. Тогда, в первый раз, она была
в круглой шляпке и в белых перчатках. Они поднимались на лифте, и он весьма
артистично насвистывал «Начни бегайн» Кола Портера. А дома она часто
подсмеивалась над Крофордом, что у него карманы набиты всякой ерундой как у
мальчишки.
Крофорд вышел в соседнюю комнату, зная, что может в любой
момент оглянуться и увидеть ее, лежащую неподвижно на постели в теплом
желтоватом свете прикроватной лампы. Он ждал, когда ее тело превратится лишь в
объект для последней ритуальной церемонии. Когда она перестанет быть тем телом,
которое он обнимал, окончательно перестанет быть спутницей его жизни и
останется лишь в памяти. И тогда он сможет позвонить, чтобы ее забирали.
Он стоял у окна и смотрел в темноту на востоке. Он не
встречал зарю, просто окно выходило на эту сторону.
Глава 46
— Ты готова, Прелесть?
Джейм Гам лежал, откинувшись на подушку. Ему было очень
удобно. Собака, свернувшись теплым клубком, устроилась у него на животе.
