– И что теперь? – Голос человека дрогнул, в нем появились истерические нотки, хотя внешне землянин старался казаться спокойным. – Р раз – и всё! Солнце выключится?
– Нет, это не так просто. Мои функции выполнены, теперь его работа. – Наблюдатель кивнул Палачу. – Я пробыл здесь почти триста лет по вашему счету, приговор вынесен.
– А я привожу приговор в исполнение, человек. С ведома Совета, конечно.
– И сколько нам осталось?..
– Полсотни оборотов твоей планеты, может, чуть больше. Чтобы подготовить установку, смонтировать ее на орбите и накопить энергию, потребуется время.
Палач замолчал. Наблюдатель не счел нужным ничего добавлять, и в комнате повисла тишина. Вдруг человек встрепенулся:
– А зачем такие сложности?
Наблюдатель застыл, пораженный, Палач еле заметно усмехнулся.
– Зачем столько мучиться, тратить силы, средства? Целых пятьдесят лет, а? Это не шутка. Нет дел поважнее?
– Мы всё подробно тебе объяснили, человек. Ты что-то не понял?
– Да, не понял. Зачем переводить на нас силы?
Наблюдатель хотел ответить, но человек лишь отмахнулся:
– Знаю, знаю… Бессмысленность существования, опасность для целостности Вселенной и так далее. Это я всё слышал и даже понял. Только вот зачем нас уничтожать?
– Ты…
– Я. Я спрашиваю: зачем нас уничтожать, если за пятьдесят лет мы и сами справимся! Благополучно деградируем и вымрем абсолютно без вашей помощи.
Наблюдатель посмотрел на землянина с долей интереса, потом совершенно человеческим жестом потер рукой подбородок – нахватался за эти годы. Палач лаконично сказал:
– Поясни.
– Да-да, – подхватил Наблюдатель, – расскажи нам, невеждам! Моя группа потратила на анализ почти семьдесят ваших лет, каждый, – слышишь, человек! – каждый ручается за результаты! Бесспорно, когда вы только овладели атомным распадом и понаделали примитивных военных игрушек, мы ожидали, что всё закончится само и выносить приговор будет некому. Но вы, с невероятной глупостью пробалансировав полстолетия на самом краю атомного уничтожения, вдруг смогли непостижимым образом вывернуться из этой ловушки. Немногим цивилизациям это удалось, человек. Как раз способность выбирать рискованные пути развития и выходить из них победителями заставила меня поторопиться с приговором.
– Всё очень просто. Удивляюсь, как вы этого не заметили. Наверное, потому, что просто зациклились на нашей агрессивности. А на самом-то деле всё наоборот. Мы стали слишком мягкими. Мы тратим огромные средства на лечение смертельно больных, на помощь инвалидам, на поддержку умственно неполноценных. Никто из них не способен, как вы сказали, «ничего создать». Часто они не в состоянии даже просто работать. В стране, где я живу, каждый пятый – пенсионер, то есть человек, живущий за счет других: государства ли, своих близких и родственников, не важно. То есть четверо здоровых и сильных людей вынуждены содержать одного. Есть страны, где положение еще хуже. И с каждым днем всё ближе к катастрофе: умственно неполноценные плодят себе подобных, так как больше ничего они делать не умеют, старики и инвалиды всё крепче цепляются за жизнь, за каждый лишний день. Через пятьдесят лет вам уже не нужно будет нас уничтожать – мы сами выродимся. Здоровых людей будет становиться всё меньше и меньше, пока, наконец, не наступит полный крах.
Палач хотел что-то сказать, но человек остановил его жестом:
– Погодите. Это еще не всё. У нас сейчас многие говорят о генетической катастрофе. Это не просто громкие слова. Относительно здоровые люди умирают чаще всего во цвете лет, не выдерживая безумного ритма нашей жизни, а вот те же инвалиды и умственно неполноценные живут намного дольше. Каждое новое поколение несет всё меньше здоровых генов и всё больше скрытых дефектов, наследственных болезней, маленьких генетических бомбочек, которые сработают если не в первом, то во втором, в третьем поколении… Вот я и хочу сказать: мы вымрем и без вашей помощи! Теперь понятно?
* * *
– Такие дела, – Макс одним глотком допил вино, подмигнул мне. – Этот, который Наблюдатель, исчез, долго пропадал где-то, а когда явился – видок у него был ошарашенный. Всё, что наш парень им в запале выдал, подтвердилось. Палач сразу повеселел, расслабился. Поспорили они еще, не без этого: Наблюдатель всё никак не соглашался. Всё равно надо давить, мол, для подстраховки. Долго спорили, в общем, наш-то уже и выспаться успел, а они всё руками друг перед другом размахивают. В итоге Палач Наблюдателя всё же убедил. Вы, говорит, не хуже меня знаете: с подобной ситуацией мы уже сталкивались. Результат вы тоже знаете… И я не хочу, чтобы Совет потом обвинил нас в уничтожении вымирающей расы. Наблюдатель как-то притих сразу, будто желание спорить у него разом иссякло.
Макс картинно замолчал, надеясь, видно, что я не выдержу и начну сыпать вопросами. Однако я его разочаровал. Минуты полторы он пытался меня переиграть, но терпелки не хватило: сам спросил, сам же и ответил:
– Хочешь знать, что было дальше? Засобирались они домой. Нашего паренька, конечно, обратно на Землю услали, с извинениями, даже память стирать не стали – зачем, если здесь всё так и так скоро накроется. Да и кому бы он разболтал, интересно? Так, чтобы первым делом в психушку не упекли? Разве что другу на кухне…
Я вертел в руках давным-давно пустой стакан и ругал Макса последними словами. Про себя, правда. Как меня достали эти доморощенные пророки! Кассандры кухонные! Чуть что – начинают с пеной у рта кричать, что человечество обречено, катится в пропасть, само себя пожрет, а мы наблюдаем последние судороги издыхающей цивилизации.
Надоело.
И Макс туда же. Такую классную историю загубил. Я то думал это всё из области вечернего трепа – идейка нового рассказа ему в голову ткнулась, вот он на мне ее и проверяет, графоман недобитый. Как обычно: он грузит, я критикую, – глядишь, и выйдет что-нибудь путное. А на самом деле он, оказывается, про крах человечества мне поведать решил, только замаскировал поначалу, чтобы я сразу не стал плеваться. Да еще причину какую пошленькую подобрал, а? Гуманизм, мол, нас погубит, человечность и милосердие! Вырождаемся, оказывается, мы от этого. Ницше начитался на ночь, что ли?
– И эти парни, что по-твоему, решили всё на самотек пустить?
– Вроде того, – отвечает Макс и ехидно так улыбается.
Я плечами пожал, повернулся вместе со стулом в холодильнике поскрести – всё, что было на столе, мы уже изничтожили. Даже в банке с солеными грибами, что жена строго-настрого приказала оставить к Новому году, давно уже только бычки плавают.
Залез с головой, бурчу изнутри вроде как про себя:
– И ты туда же, значит: пропасть, конец мира и всё такое… То есть всем нам крышка и даже рыпаться не стоит?
– Чего ты там бормочешь? Не слышу! С кем беседуешь-то вообще?
– С тобой! – сказал я погромче. – Уверен, значит, что недолго осталось хомо сапиенсу Землю поганить?
