По темной накренившейся палубе, едва освещенной ущербной луной, метались люди, кто-то командовал, скрипело железо, звенело бьющееся стекло. В воздухе висели проклятия и детский плач. С тонким звуком певуче рвались тросы и вниз соскальзывали груды тюков, уложенных на палубе. Не выдерживая удара, ограждение из тонких металлических прутьев гнулось и рвалось. Огромные ящики, недавно принайтованные к палубе, двигались и съезжали в непроглядную глубину моря, вышвыривая наверх фонтаны соленой воды.
На их счастье, оно оставалось спокойным. Если б не это, у них не было бы шансов…
Жестяной голос капитана на мгновение перекрыл гомон.
– В лодки, в лодки, в лодки. Пассажиры проходят…
Из темноты появился Деготь.
– В лодку! – заорал он куда громче капитана. – В лодку! Быстро!
Палуба накренилась, пенистая волна набежала до щегольских профессорских ботинок. Ульрих Федорович остановился, беспомощно глядя на абсолютно черный горизонт. Водная гладь простиралась во все стороны, не суля ни спасения, ни надежды.
– Хватай его!
Федосей аккуратно подхватил опешившего от происходящего немца и опустил его в руки товарища.
Зная, чем кончаются кораблекрушения, они заработали веслами, стараясь отплыть от гибнущего корабля подальше. Через полкилометра Федосей поднял весло и положил руку на плечо Дегтю. Сквозь опустившийся туман умирающий корабль казался зыбким контуром.
– Нас спасут? – осторожно спросил профессор. Он зябко кутался в пиджак, глядя на силуэты лодок, спешащих, как и они, отплыть подальше от тонущего судна. Полуотклеившуюся в суматохе профессорскую бородку трепал ветер.
– Обязательно, – бодро отозвался Деготь, отрывая ее и бросая в море. – Главное – кто?
– Не понимаю вас, – поежился от ночной прохлады Ульрих Федорович. – Разве это принципиально?
– Очень принципиально! – объяснил Федосей. – Могу поспорить, что в первых рядах спасателей приплывут те, кто и отправил корабль на дно. Должны же они убедиться, что вы мертвы. Или вы до сих пор считаете это все цепью забавных случайностей?
Деготь согласно оскалился. Профессор этой его радости не разделял и улыбнулся только из вежливости.
– Теперь-то вы верите, что все наши предосторожности были не напрасны?
В темноте профессора почти не было видно. Он довольно долго молчал, и его смех стал неожиданностью.
– Как раз сейчас я вижу, что все наши предосторожности оказались тщетными…
Балтийское море. Спасательная шлюпка парохода «Калевала»
Июнь 1928 года
…Иногда на горизонте мелькали силуэты кораблей, но терпящие бедствие не обращали на них внимания. Деготь, вчерашней ночью воспользовавшийся суматохой на тонущем корабле и сумевший дать радиограмму в Москву, твердо обещал, что за ними прилетят. Прилетят, а не приплывут, поэтому наравне с молчаливо переживавшим профессором Федосей терпеливо ждал подмоги с неба.
За ночь они отплыли километров на десять от места катастрофы и теперь, в шесть глаз оглядывали ту половину неба, что накрывала собой Финляндию и СССР. В десятом часу Малюков что-то усмотрел в глубокой синеве. Несколько минут он вглядывался, а потом с уверенностью сказал:
– Вон они! Четыре самолета!
С юга, со стороны Родины, темным крестом на фоне голубого неба к ним приближался маленький самолетик. Следом за ним медленно плыли еще три крестика, но Федосей знал цену обманчивой плавности такого движения. Там, наверху, ревели моторы, выл в расчалках ветер, бешено вращающийся пропеллер ввинчивался в воздух.
Малюков запустил в небо огненный шар сигнальной ракеты.
– Должен быть один, – нерешительно сказал Деготь, прикрывая глаза согнутой козырьком ладонью. – Откуда там еще трое?
Ответ пришел сам собой.
Обгоняя аэропланы, до поверхности моря донесся добрый треск, словно кто-то провел невидимой палкой по невидимому забору. Треск был едва слышным, но что он означает, Федосей сообразил мгновенно.
– Стреляют! Вот черт! – выругался чекист. Стоя в лодке, он чуть покачивался, глядя на воздушное сражение. Надо отдать должное – враги у них оказались что надо! Такими врагами можно было гордиться! Они подумали не только о бомбе в трюме корабля. Они подумали и о том, что, возможно, кто-то после нее и уцелеет.
В небе трое охотились на одного.
Несколько минут самолеты вертелись в воздухе, поливая друг друга свинцом, и Федосей поймал себя на том, что, помогая своим, повторяет движения невидимого летчика.
Только это не помогло.
После слетевшего с неба длинного пулеметного треска за одним из аэропланов тонкой струйкой потянулся дым, ставший через десяток секунд толстым черным жгутом.
– Сбили! – в отчаянии ахнул Федосей, впечатывая кулак в борт лодки. – Сбили нашего!
Уж он-то лучше других представлял, что такое оказаться в горящей машине над морем. Это его так потрясло, что он не подумал о том, а что теперь делать им. Глядя на его лицо, профессор снял шляпу.
– Корабль на горизонте, – сообщил он через минуту, но на него не обратили внимания. Не до этого было.
Дымя, краснозвездный аэроплан рванулся вниз, уступая небо победителям, а те, оставшись в синеве, начали кружить над лодкой.
Сбитая машина пронеслась над ними так низко, что Федосей увидел заклепки на свежевыкрашенном брюхе гидроплана. В полусотне метров от них он развернулся над низкой волной и плюхнулся в море. Закутанная в черный коптящий дым и окруженная белыми бурунчиками пены, летающая лодка, подрулив, встала в пяти метрах от баркаса. Винт самолета взревел и застыл неподвижно. Стало тихо. Из-под крыла вдоль волны тянулся жирный дым, самолет подбрасывало, и от этого он казался раненой птицей, встряхивающей перебитым крылом.
Но только секунды.
Прозрачный фонарь откинулся в сторону и на поплавок выскочил человек в летном шлеме и с наганом в руке. Оглядев их по очереди и сразу исключив профессора, очень спокойно спросил, глядя попеременно то на Дегтя, то на Малюкова.
– Ну и кем тут у вас телегу смазывают?
– Я Деготь, – отозвался чекист.
Наган нырнул в кобуру и словно в мгновение став другим, своим и понятным, незнакомый летчик заорал:
– Чего раззявились? Один к пулемету, другой сюда, помогать!
Больше не обращая внимания на врагов, оставшихся в небе, он выскочил на поплавок и закрутил какую-то рукоятку, подбадривая себя криками.
– Давай, давай, давай…
Федосей, не спрашивая (не профессора же неволить), влез на место пилота, задрал ствол пулемета в небо и влепил в лазурь атмосферы длинную очередь. Сбить он никого не рассчитывал, но пугануть обнаглевших наймитов мирового капитала стоило. Враги это оценили и поднялись повыше. Оставшийся без дела профессор попытался встать, но тут же сел, сообразив, что мешает.
