– Здесь и без того голод, Дэк.
– Что? Нет, Рэм Через неделю здесь разразится настоящий голод. Сейчас мы хоть какие-то крохи раздаем централизованно… Вон, даже лекторам Политпросвета выдали по пачке чаю и по банке джема из ревеня. Ты, кстати, получал? За тобой были закреплены две лекции.
– Получал.
– Хорошо. Значит, без сбоев. Чтоб ты знал, я так это вижу: через две недели люди начнут жрать друг друга и стрелять друг в друга.
– И дабы они не начали стрелять друг в друга здесь, нам придется немного пострелять за пределами форта. Верно я понимаю?
Дэк, все это время говоривший с ним, уткнувшись в какие-то бумаги, просматривая, ставя подпись, делая паузы, когда надо было внимательно прочесть какое-то мутное место в документе, поднял голову и воззрился на Рэма осуждающе.
– Ты кто у меня в Продбригаде? А? Комиссар или разложенец? Ты укреплять людей должен, ясно? Ук-реп-лять. Так что подбери сопли и действуй жестко. Надо будет – да, поставишь к стенке парочку-другую саботажников, спекулянтов и разложенцев. Другие живее начнут соображать, какое у нас время на дворе!
Иначе стал говорить бывший капрал Дэк Потту, нынешний ротмистр по чину и главнокомандующий войск Республики по должности. Ушли из его речи «братишки» и «дружищи». Исчезли «суппорты» и «шпиндели» – как не бывало! И стал он говорить суше, жестче. Так, словно выбирал: сильно надавить ему словом на человека или все-таки пожалеть его и обойтись легче. А если не успевал выбрать, если обстоятельства торопили его, то – давил. Так проще выходило для него самого.
– Я, Дэк, все понимаю. И то, что крестьянин совсем не хочет отдавать тебе зерно по твердым ценам… Ему выгоднее продать хлеб спекулянтам, а еще лучше обменять на что-нибудь полезное, чем наша Республика не располагает. И то, что Повстанческую армию надо кормить, одевать, обувать, помещения отапливать – зима на пороге! И то, что она – единственная сила, поддерживающая здесь порядок. От натиска горцев, от помещичьих банд, от Монархического корпуса, где в каждом взводе на солдатских должностях лейтенанты и чуть ли не капитаны, словом, люди войны, не чета нашим обормотам… И то, что чуть ослабь руку, и все пойдет вразнос. Помню, знаешь ли, как в день, когда объявили о расстреле четырех принцев крови с женами и сыновьями, толпа разграбила винные склады. И еще помню, какие ошметки остались от четырех милиционеров, пытавшихся эти склады оборонять… Только и нам всем надо держать в голове: когда мы убиваем с полдюжины мерзавцев, желая спасти от голодной смерти несколько тысяч человек, это, конечно, не худшая цена, но мы все-таки совершаем убийство. Мы совершаем преступление, Дэк. Нельзя превращать убийство в норму. Нельзя забывать, Дэк, это – преступление.
Его собеседник потер усталые глаза и с досадой ответил:
– Мы не на митинге, Рэм. И времени на все эти разглагольствования нет совершенно. Отвечу коротко: я не забываю. А ты не забудь постараться там, как следует… Теперь – все? Закончили про цену и про норму?
Рэм кивнул. Он напомнил. Большего Дэк сейчас не потерпит…
Тот принял к сведению кивок Рэма, вынул из груды бумаг одну, коротенькую, и положил на стол перед Рэмом:
– Вот приказ прим-майора Рада Именем президента Северной военно-народной демократической республики ты повышаешься в чине до прим-лейтенанта Учти, паек тот же! Мы не имеем права жрать больше, чем другие, иначе мы – дерьмо.
– Я вроде лишних харчишек и не выпрашивал…
– Ладно-ладно. Что это я с тобой… Ты-то понимаешь, не то что некоторые… офицерских паечков себе, видите ли, требуют! Извини, Рэм, устал, Рэм. Устал, как собака.
«Ну да, еще бы. Второй месяц ты с этими «некоторыми» скандалишь, – без труда расшифровал Рэм речи Дэка – Не понимают. Разумеется, приняли Повстанческую армию, имея все, о чем только можно мечтать: крупу, хлеб, консервы, сухофрукты, боезапаса от пуза, тройной комплект обмундирования на складах, папиросы, сахар… Горячей воды в армейской бане – сколько хочешь! Мыла – сколько хочешь! Пайки выдавали, о каких в прифронтовой полосе можно только мечтать! Офицерские… унтер-офицерские… отдельно – для специалистов… отдельно – штабные… А тут – мы. Ну надо же, как все быстро заканчивается, если добавить к гарнизону две тысячи голодных оборванцев! Вот только гарнизон, не разбежавшийся от Рада Потту, когда он объявил себя президентом, составлял аж сто пятьдесят штыков – больша-ая сила. Долго бы они тут, конечно, без нас продержались. Навоевали бы!»
Приказ был наскоро отпечатан на красивой гербовой бумаге. С детства Рэм помнил такую бумагу, ее продавали на почте и в канцелярской лавке. Водяные знаки у нее – в виде вензеля царствующей особы. Угу. И печать внизу стоит тоже с вензелем последнего императора.
Прим-майор Рад Потту, большой хитрец, объявил в форте независимость сразу после того, как монарх отрекся от престола Мол, власти столичных республиканцев он не признает. Мол, он сбережет уезд в целости и сохранности для нового императора, даже если придется ждать его восшествия на престол долго. Мол, пусть везде бушует хаос, а здесь сохранится законная власть Империи. А президентское звание это так – для понятности. И Совет солдатских депутатов он терпит тоже как «временную меру» и «в целях мобильного управления вооруженными силами в переходный период». Даже брату своему и его соратникам он жалует новые чины как представитель старой власти. Хоть и ставленники Совета, но люди-то нужные. И тут непонятно, что важнее: простой и ясный чин прим-майора или пышная должность президента…
А вот агитаторов от Трудовой партии Рад Потту ловил и нещадно расстреливал. Никогда не уступал Совету: «друг рабочих»? – к стенке без разговоров.
– Распишись. Здесь вот… Так. Отлично. Зайди к Таачу, он тебе выдаст из старых, имперских еще запасов офицерский бинокль, офицерскую портупею и офицерский планшет… Роскошные, кстати, планшеты, гвардейские, с золотым тиснением… на хрена они нам вообще нужны, непонятно. Но солидности добавляют. Из действительно полезных вещей получишь новую… ну, относительно новую офицерскую шинель и шестизарядный «принц» с двадцатью патронами. Сапоги, извини, выдать не получится. Сапоги – на вес золота Твои-то каши просят, ну, ничего, с мертвеца снимешь, тебе не привыкать. Как только будет хоть одна пара нормальных сапог – они твои. Все ясно?
Рэм хотел было ответить по-старорежимному, как при Его Величестве: «Так точно!» – ведь Дэка за глаза уже звали «генералом», да, по чести сказать, он и сделался самым настоящим генералом Но сказал другое:
– Спасибо, Дэк.
Кем бы ни был Дэк Потту, хоть генералом, хоть фельдмаршалом, бывший капрал-истребитель прежде всего друг Рэма, брат его по судьбе, а уж потом все остальное.
– Неправильно понимаешь. Тут не спасибо. Тут землю рыть надо, а харч достать. На тебя надеюсь – ты дельный человек. Знаешь, чего боюсь? – и тут он опять оторвался от бумаг и глянул остро, оценивающе.
– Знаю, Дэк Боишься, что не довезем Соблазн велик…
– Да. Но ты – порядочный. И Толстый – порядочный. И этот Таач – тоже, кажется, нормальный человек. Так не дайте разворовать, иначе… – Дэк выразительно покачал головой.
