– Я хочу сказать… спасибо. Я твой должник.
В ответ – хмыканье, полное хорошо выдержанного презрения. Будто Рэм сначала ее изнасиловал, а потом поблагодарил за качественные услуги.
Он встает с кровати, металлическая сетка скрипит под ним холодной ржавью.
Больно! Все еще очень больно в ноге. В плече – ерунда, почти не чувствуется. А грудь смертельно хочется расчесать, зуд нестерпимый. Слабость подкатывает к горлу, голова кружится. Но это не беда Рэм может держаться на ногах, может ходить. Реальность он воспринимает словно бы через прозрачную, но чуть мутноватую слюдяную пластинку. Так бывает с людьми, которые находятся ровно посередине между болезнью и здоровьем. И еще с теми, кто очень устал.
Тари опять поворачивается к нему:
– Осторожно! Не надо резких движений, а то опять закровит… – она подтаскивает к Рэму стул и ставит так, чтобы ему удобно было сесть.
«Любопытно… Ненавидит нас и меня заодно со всеми, а вот как только поставила человека на ноги, сразу стало его жалко. Я – ее достижение. Конечно, меня жалко».
Он опускается на стул, осторожно отставляя ногу, лелея ту самую неприятную дыру в бедре, которая то и дело стегает его болью. Улыбается медсестре.
– Как новенький…
Женщина кивает. Ей нравятся слова Рэма, хотя она изо всех сил старается не выдать себя.
– А теперь, комиссар, давай-ка прямо на стуле попробуй развернуться к столу. Или ты думаешь, я буду стол разворачивать к тебе?
Рэм осторожно, в несколько приемов, сдвигает стул. За несколько суток, прошедших с тех пор, когда на него посыпался град спасительных пощечин, Тари «кормила его из ложечки» всего три или четыре раза Рэм очень много спал, очень мало двигался и совсем уже редко пытался заговорить с нею. Сил не было. Явь легко смешивалась с бредовыми видениями. Только сейчас он почувствовал: сознание вернулось к нему полностью, вечные сумерки отступили.
Правда, в бреду к нему приходила Дана. Очень настойчиво, раз десять. Звала к себе. Наверное, в могилу. И до крайности соблазнительно было бы взять ее за руку и дать себя увести в те места, где покой. Дана!
Нет.
Дана!
Не надо о ней думать.
Дана!!
– Ешь, что сидишь? Особое приглашение тебе требуется?
Рэм отвлекся от диалога с покойницей и посмотрел на стол. О! Быть того не может… Свежеиспеченный хлебушек, соленые огурчики, молоко в пузатой бутыли, несколько прозрачных пластинок сала и даже два вареных яйца.
«Да тут целое богатство!» – изумленно подумал Рэм Он-то готовился к жиденькой крупяной кашке, к сухарю или к супу гороховому, если повезет.
– Откуда такая роскошь?
Медсестра жадно хрупнула огурчиком, оторвала зубами хороший шмат хлеба и только потом ответила:
– Сапоги твоего соотечественника Еще и на завтра их нам хватит… А ты не чинись, комиссар, а то я в одиночку весь харч со стола приберу. Я на это дело быстрая…
Ну, пока быстрая сообщала, что она быстрая, Рэм раздел яичко и целиком отправил его в рот. «Давай, болтай больше, добрая сестрица Пока ты треплешься – ты не ешь, и тут-то я тебя скоро обгоню…»
Дальше они ели быстро и молча. Немо соревновались, кто успеет запихнуть в себя больше.
Когда пища закончилась, Тари дала ему чаю, жиденького чаёчка со странным привкусом. Отхлебнув, Рэм в ужасе бросил взгляд на женщину: «Отравила? Теперь и мои вещи на еду поменяет!» Он даже потряс головой, отгоняя дурацкие мысли. Ну, конечно, сначала потратила на него свою пищу, а потом навеки успокоила, добывая себе новую… Слышишь, друг мой, как плещет крылами птица-паранойя?
А потом он все-таки отвел глаза в сторону: война – такая штука, которая способна любое безумие лишить логики. Вот да, сначала накормить досыта, а потом свиньям скормить – вполне себе образ действий по нынешней военной поре!
– Допивай, не стесняйся, комиссар. Травки там кое-какие общеукрепляющие, тебе полезно. Лекарств у меня в хозяйстве почти не осталось. Только самое простое, да и то крупицы.
Рэма захлестнула волна стыда. Пытаясь скрыть замешательство, он отвернулся от Тари и наткнулся взглядом на зеркало. Увидел свое отражение… Смотри-ка, до чего же пунцовые щеки у зеркальной копии! Разумеется, какими же им еще быть, когда такое позорище.
Ну, зарос.
Ну, щетина.
Ну, точь-в-точь от метлы черенок по телосложению.
Ничего, бывает!
Но ведь еще несколько мгновений назад Рэм как-то не осознавал, что он – мужчина, офицер, комиссар, да просто взрослый человек – сидит перед женщиной в ветхом исподнем. Дыра на дыре. Пятно на пятне. И – ни малейшего умственного неудобства до сего момента Холя и лелея свою боль, он просто забыл надеть форму, которую ему дала медсестра.
Одичал, сукин сын!
Тут Рэм поймал ироничный взгляд Тари. Кажется, она поняла его замешательство. От этого он смутился еще больше и нахмурился.
Но его нелюбезная собеседница деликатно отвела взгляд. А потом сказала куда-то в сторону:
– Холодновато сегодня.
Он хотел было возразить ей, мол, отчего ж, как обычно, но женщина быстро поднялась – она вообще двигалась очень быстро и делала иной раз по пять дел одновременно, – вышла из комнаты и вернулась с шинелью. Накинула ее на плечи Рэму, и он сейчас же запахнулся – не от прохлады, от стыда!
– За мной скоро придут, Тари. Обязательно… – Рэм впервые назвал ее по имени и оттого запнулся. Понравится ли ей? Примет ли она? – Должны скоро прийти.
А сам подумал: «Странно, что до сих пор не зашли проведать. Должно быть, какая-то каша заварилась в форте. Не Монархический ли корпус опять давит на позиции?»
Она пожала плечами:
– Да хоть бы и зашли, что толку? Постельный режим. На улицу тебе выходить не надо бы. Ни сегодня, ни завтра, а там посмотрим. Забрать им раненого я не дам. Рано! Госпиталь нормально оборудованный у вас там есть, я надеюсь?
– Есть, отчего ж. Довольно большой, вот только грязный до ужаса.
– Хорошо, допустим, даже есть у вас там госпиталь, – будто не услышав его, продолжала Тари. – Какая разница? Пешком ты не дойдешь. Взгромоздить тебя на лошадь – так лучше б сразу пристрелить. На санях? Вон, снега уже намело… Нет, растрясет, только хуже выйдет. На носилках – далеко, не допрут. Да и знаю я вашу р-революционную братию, не станут они руки-ноги трудить, с носилками твоими возиться… На автомобиле разве?
Рэм прикинул: легковое авто сейчас на колесах одно. И оно без конца в разъездах. Отправит ли его за Рэмом Дэк? Отпустит ли Рад?
– Не знаю. Ради меня – на автомобиле? Я простой человек.
– Ты комиссар.
Она произнесла эти слова сухо, сердито. Вспомнила, с кем разговаривает.
