* * *
Свет вспыхнул совершенно неожиданно и мощно, вспыхнул внутри – мгновенная, ослепляющая вспышка голубого света… и сразу же исчез. Я ойкнула. Сидишь себе спокойно, мирно рассуждаешь, как вдруг в тебе что-то такое непонятное происходит…
Я подпрыгнула от неожиданности, вылетела из нагретых, уютных объятий кресла, решительно направляясь к Расмусу, может, это он, чертов колдун, виноват в происходящем? Чертов колдун молча валялся на постели, руки за голову, нога за ногу, безразлично созерцая потолок. На мое внезапное появление он отреагировал весьма спокойно, лишь повернул голову, в его глазах промелькнул вопрос, но в конечном итоге он так ничего и не сказал. Зато я молчать была не в состоянии.
– Это ты?
– Я, – он с усмешкой пожал плечами. – Кто же еще? Или не похож?
– Не морочь мне голову, – сердито отрезала я. – Это ты натворил?
– Что с тобой случилось? А? – наконец-то заинтересовался он.
– Свет! Голубой свет внутри меня!
Он поднял брови кверху, под самую челку, вытянул губы, потом втянул.
– И сейчас?
– Нет, – кажется, я стала понемногу успокаиваться. – Сейчас нет. Он вспыхнул и погас. Я думала, это ты натворил…
– Голубой? – уточнил он, даже не думая приподниматься.
– Голубой… – напряжение, как воздух из воздушного шарика, стало выдуваться из меня.
– Жаль, – повернув глаза к потолку, равнодушно заметил Расмус. – А, может, это и к лучшему… Всему свое время.
Философ хренов! Чего это он заторможенный такой? Я собралась уйти с гордо поднятой головой, но он кротко заметил:
– Не уходи. Посиди со мной. Поговорить надо.
Сзади меня пихнуло под коленки возникшее, как всегда из ниоткуда, кресло. Я, не удержавшись, потеряла равновесие и упала в него.
– Черт тебя дери, Расмус, ну и шуточки у тебя!
– Какие есть, – невозмутимо отозвался он, – других не держим. Ты уже успокоилась?
– Почти, – я вздохнула. – Расмус, ты можешь мне объяснить, что со мной происходит?
В мои руки воткнулся голубой цветок с одуряющим запахом, тот самый, точно такой же. Голова закружилась, я застонала:
– Расмус! Мне плохо! Я ничего не понимаю… и ужасно боюсь. Я превращаюсь в эту?…
Он наконец-то соизволил встать, подошел ко мне.
– Это добрый знак. Ты близка к концу…
– Чего-о? Какому концу? – меня затрясло, давно не приходилось испытывать такого ужаса во сне. – И для кого он добрый? Для меня? Для тебя? Для чужого дяди?
– Не волнуйся ты так, – он положил на мою макушку свою ладонь, и меня слегка отпустило. – Ты подошла к концу одного пути… и началу нового…
– И что со мной теперь будет? – простонала я.
– Я же говорил тебе – не знаю. Это ты Синяя звезда… тебе и придется самой узнавать себя в новом качестве, – Расмус сел рядом на пол, поднял на меня свои мерцающие глаза. – И вообще не понимаю, чего ты так перепугалась?
– Как это чего? Я боюсь перестать быть самой собой…
– А с чего ты взяла, что с тобой случится нечто подобное?
– Но ты же сам сказал, что я становлюсь какой-то там Синей звездой?
– Но я никогда не говорил, что ты перестанешь быть самой собой, что тебе светит превратиться в некоего светящегося монстра. Ты зачем сама себя пугаешь? Адреналину не хватает? А? Так это я тебе могу устроить, только попроси. Но давай сначала сходим, пожуем немного. Что-то я устал в последнее время… и чувствую, что сил у меня становится все меньше и меньше. А впереди большая серьезная драка… в то время, как мои силы расходуются совсем на другое… И что там меня ждет, и каков будет исход сражения? Не знаю…
– Ты что, тоже боишься?
Он досадливо отмахнулся, фыркнул сердито:
– Ничего я не боюсь, не придумывай лишнего. Меня сейчас тревожит совсем другое, поэтому приходится размышлять над тем, как выкрутиться из этого сложного положения. Сложного, но не безнадежного, к счастью.
Он встал с пола, потянулся, протянул мне руку:
– Ну что, лопать пойдем?
Я бездумно поднялась, протянула ему руку. С одной стороны, мало ли какая чертовщина может человеку присниться, чего я дергаюсь? С другой… Странно все как-то… то ли неправильно, то ли… чего-то я не понимаю в происходящем. Синяя звезда… Что это такое? И спрашивать бессмысленно, он и сам не знает… или врет и знает? Что-то он знает, этот злодей, порождение моих сонных мозгов. Почему мне не снятся другие сны? Такие веселые, добрые, разноцветные, как узоры в калейдоскопе? И желательно простые, без напряга, без натуги? Конец одного пути… какого? И начало какого другого? Куда я иду и почему? Какая сила тащит меня в чертову неизвестность?
Расмус дернул меня за руку.
– Очнись, Холли, дорогая!
Вот он, источник всех моих неприятностей, вот кто во всем виноват! Как бы мне от него избавиться? И все бы осталось на своих местах, все вернулось бы на круги своя, и я снова могла бы спокойно жить дальше.
– Жить? Или умирать? – пристально посмотрев на меня, он отпустил мою руку. Зараза, он таки читает мои мысли!
– Не все, – спокойно заметил он, усаживаясь за стол. – Только те, которые высовываются у тебя из мозгов наружу.
Я села напротив и сердито уставилась в его сияющие разноцветными искрами глаза.
– Что значит жить, и что значит умирать?
Ответил он невнятно, потому что уже успел сунуть в пасть кусок чего-то съедобного:
– Прожить жизнь спокойно и умереть в никуда… Или прожить ее, как нужно, и перейти на иной уровень существования.
Тоже мне ответ!
– Какой есть, – достаточно внятно парировал он в промежутке между проглоченным и еще не засунутым в рот следующим куском.
– Если я тебя правильно поняла, для меня стать Синей звездой обозначает переход на иной уровень существования? – мрачно спросила я его. – А кто-нибудь, ответственный за происходящее со мной, поинтересовался хоть раз, нужен мне этот переход или нет?
Расмус уставился в тарелку, не глядя на меня. Он молчал, сосредоточенно и твердо, но на его лице было нарисовано упрямое торжество победителя. Что он победил? Или кого?
– Судьбу, – усмехнулся он, медленно поднимая глаза на меня. – Мою собственную судьбу.
И заодно перекорежил мою?
– С чего ты взяла? Твоя судьба осталась твоей судьбой. Разве? Что-то непохоже…
– Ты не можешь судить об этом, пока не узнаешь. Холли, девочка моя…
Это что-то новенькое, такого он мне еще не говорил.
– Мало ли чего я тебе еще не говорил… и еще не скажу. Жизнь непредсказуема. Не перебивай меня.